Из предыдущих глав и из массы официальных русских источников XVII в. может сложиться впечатление, будто все свое время потомки Кучума проводили в набегах и военная добыча составляла главный источник их существования. На самом деле нападения на русские, татарские и башкирские поселения были хотя и относительно частыми, но не регулярными и даже не ежегодными. На конные рейды царевичи решались, как правило, в ситуации, когда складывалась благоприятная обстановка и имелась уверенность в богатых трофеях и успешном возвращении домой. К таким условиям относились, во-первых, внешняя поддержка и солидарность союзников и единомышленников— калмыцких тайшей или мятежников на российской территории. Во-вторых, возможность изъять у сельских жителей продовольствие после сбора урожая, отчего татары-«казаки» седлали коней поздней осенью, после окончания полевых работ в волостях[509]
. В-третьих, непременным условием успеха являлась внезапность нападения и возможность отхода в степь, до того как воеводы и стрелецкие головы смогут организовать погоню. Тарский воевода доносил в 1643 г., что Девлет-Гирей тайно подходил к Тюмени и убедился, что «под Тюменью живут зело оплошно… воевать их можно»[510]. Если же становилось известно, что противная сторона изготовилась к обороне, рейд отменялся. Нападавшие могли притвориться свитой посла, направлявшегося для переговоров, чтобы проникнуть глубже на территорию уездов («а приходили… они обманом, сказався от послов»[511]).При набегах на ясачных применялась тактика облавы, когда Кучумовичи разделяли свои отряды на группы по 50–100 человек[512]
(в случае, если позволяла численность этих отрядов), чтобы охватить наибольшую площадь.Постоянное напряжение на юго-восточной границе Московского государства, создаваемое Кучумовичами и калмыками, приводило к тщательной фиксации в официальных документах сроков и маршрутов набегов царевичей, вестей об их воинственных планах, численности воинов и подданных, местонахождении кочевых ставок. Поэтому история «казачества» Кучумовичей предстает из источников такого рода как сплошная череда военных авантюр и альянсов с агрессивными кочевниками и разного рода «изменниками». При этом, как ни странно, о тактике военных действий со стороны татаро-калмыцких ратей сообщается довольно мало. Тот же безымянный немец пишет о некоем царевиче, будто тот после атаки на сибирские местности скрывается в степи, которая «не имеет ни дорог, ни тропинок, поэтому нельзя узнать, куда он отправляется; если же наконец нападают на его след, он останавливается за ветром и зажигает огнем степь позади себя, и так безопасно уходит»[513]
. В русских источниках упоминания об умышленном поджоге степи сибирскими татарами мне не встречались.Утверждение об отсутствии в степи дорог и тропинок исходит от плохо информированного автора. На самом деле после прохода конницы в степи некоторое время сохраняется вытоптанная полоса — так называемая сакма. Именно следуя по сакмам, русские отряды преследовали татар, уходящих от погони. Постоянные маршруты походов естественным образом обозначались на земле как незарастающий след. Продвижение по этому пути, именуемому
Вокруг своих стоянок Кучумовичи выставляли караулы, которые предупреждали ближних и дальних царевичей о приближении противника, а заодно и прочих посторонних, подозрительных лиц[515]
. В местах зимовий «казаки» устраивали подобие стационарного поселка. Один из таких поселков, в котором жили царевичи Канай и Хаджим, видели уфимцы в 18 «днищах» от Уфы, «меж Ишима и Обаги реки в дуброве»: «поставлены… у них избы рублены в стену кругом, да по смете… изб с полчетвертадссять (т. е. 25. —