Сибирский кавалер (сборник)

Молодой скопец бежал к дому скопческой общины по берегу реки. Тут на задах каждой усадьбы были устроены баньки, на бревенчатых подставках сохли перевернутые вверх дном обласки. Длинные смазанные лампадным маслом волосы Мефодия рассыпались по плечам. Армяк расстегнулся, доходившие до самого паха скопческие валенки увязали в прибрежной глине. Один валенок так увяз, что снялся с ноги, но Мефодий не обратил на это внимания, продолжал бежать. Вот и продолговатый, похожий на крепость, главный скопческий дом. Двойной тын, между которым мечутся собаки неведомой в Томске породы, завезенной откуда-то из южных краев. Огромные, лохматые и свирепые псы.

Мефодий прокричал петухом, и это у него хорошо получилось: голоса у скопцов тонкие, пронзительные. Дежурные братья тотчас отворили ему тяжелые, обитые железом ворота. Зазвенели ржавые цепи. И вот Мефодий уже в скопческой молельне, где собралась вся братия. Он стащил с Дарьи мешок, она озиралась испуганно и гневно:

– Как смел ты? – воскликнула она, обращаясь к Мефодию. – Неужто они вырезали у тебя и разум твой? Они покалечили тебя, а теперь ты приволок для этого и меня? Да матушка за меня всю эту свору со света сживет! До коменданта дойдет! Али ты не знаешь нас, Рукавишниковых? Мы не последние в этом городе люди!

Кондратий Иванович в это время затачивал на оселке большой кривой нож, похожий на серп. Только это был серп для страшной жатвы. Ритмично водя острием ножа по оселку, Кондратий Иванович сказал:

– Это не она говорит, это бес её устами вещает! Это бес в её глазах огоньки зажег, сами видите. Эк, забесновалась! Вот она нечистая сила-то! Но мы беса-то укоротим, мы его отрежем и выбросим! Нынче бес сидит в кажном черемуховом лепестке. Нанюхаются бесовщины и грезят. Но в нашей обители бесовского духа нет! Мы только Господу Богу служим, и ждет нас рай, жизнь вечная и блаженная. И тебе, девица, не дадим сгореть в аду. Для того тебя брат Мефодий сюда и доставил. Ты, брат Мефодий, сыми-ка с неё всю одежку да привяжи её как полагается.

Мефодий кинулся исполнять приказ, Дарья отчаянно сопротивлялась, визжала, дважды укусила Мефодия за руку. Подскочили дюжие мужики-скопцы, помогли Мефодию привязать руки и ноги Дарьи к кольцам, вделанным в пол и стену. Кольца были помещены так, что руки и ноги совершенно голой девушки были широко раскинуты. Это было распятие, сооруженное невежеством, безумной верой, несовершенством природы человеческой. Даша рвалась из пут, но все было напрасно, громкие угрозы и проклятия её не произвели никакого впечатления на главу секты. Он сказал:

– Это бес её устами вещает. Видите – сколь силен? Но вера в Бога сильнее! А ну, сестры, объявите ей, сколь блаженно действует на человека обеление.

Две бабы скопчихи сорвали с себя кофты, сняли с плеч рубахи. Груди их были отрезаны, безобразные рубцы на их месте ужаснули Дарью.

– Уйдите! – закричала она. – Да чем же ребеночка буду я кормить, если вы меня так же обкорнаете?

– Не будет у тебя робеночка! – объявил седой жрец, пробуя ногтем острие ножа. – Не будет и хотения его иметь. Не будет похоти, не будет грязи, только чистота и святость…

Кондратий Иванович подошел к Дарье с ножом, захватил шершавыми пальцами левой руки один из сосков её. Было видно, что красота девушки не вызывает у него восхищения или сочувствия, с гримасой омерзения занес он нож, примеряясь для точного удара.

В тот самый момент, когда Кондратий Иванович совсем уже собрался совершить свою священную операцию, у двери скопческого дома стояли Горемир с Еремеем, с малюткой Мартыном Белым.

Мефодий так увлеченно выслеживая свою добычу, не заметил, что за ним самим следят. Когда молодой скопец накинул на Дарью кожаный мешок, подхватил её и быстро миновал скопческий кордон, тотчас к этому же тыну и подскочили три богатыря. Еремей уговорил Горемира и Мартына помочь высватать невесту. Вот они и следовали за ней от самого монастыря. Увидели, как Дарью похитил Мефодий, погнались за ним. Но тот мчался, что молодой лось, догнать его было невозможно.

Горемир прикидывал, как бы получше охмурить охрану и сторожевых собак, как вдруг к дому скопцов подлетели две черные глухие кареты без окон. Из карет появились люди в черных капюшонах с прорезями для глаз. Один из них пустил деревянным насосом длинную струю зеленоватой жидкости в Горемира, Еремея и Мартына, а затем в метавшихся за частоколом псов и скопцов-охранников. И псы, и люди стали позевывать, и свалились под заборы в траву.

Перемахнув через частоколы, странные чернецы ворвалась в ритуальную залу. Тотчас у двоих из них вместо голов воссияли огненные шары. Это так поразило главного скопца, что он замер с ножом возле обнаженной Дарьи. Остальные скопцы дико завопили от страха и повалились на пол. Дарья тоже была ни жива ни мертва. Один из огненноголовых великанов поспешил освободить Дарью от пут.

Раненный в руку его же собственным ножом, Кондратий Иванович все же опомнился и вскричал:

– В топоры их ребятушки, руби дьявольскую силу!