Помню раз зимой жена Дмитрия Ивановича взяла меня на университетский акт 8 февраля. Меня больше всего поразило на этом акте, что когда читали о научной деятельности профессоров за истекший год, то чаще всех слышалось имя профессора Менделеева. Сделал то-то… профессор Менделеев. Напечатал то-то… профессор Менделеев. Производил опыты профессор Менделеев и т. д. и т. д.
– Слушай, Наденька, и помни это, сказала мне тетка.
В 1872 году я кончила курс в гимназии и пришла сказать об этом Дмитрию Ивановичу.
Он поздравил меня и стал спрашивать, что я намерена делать после гимназии.
– Я хочу рисовать, – сказала я неуверенно. – И хотела бы учиться дальше. Я ничего не знаю.
– Вот видишь, то рисовать хочешь, то учиться, – сказал он протяжно, и быстро прибавил: – Чему учиться?
– Я люблю… Науки. Я бы все хотела знать.
Дмитрий Иванович рассмеялся.
– Все хотела знать… Науки любит… Разобраться тебе надо в себе, матушка, что ты любишь и чего хочешь. Всему учиться сразу нельзя. Надо что-нибудь одно делать. Разобраться надо…
Это разобраться я помню до сих пор. И хорошо бы, если бы в юности всякий получал этот совет разобраться в себе и следовал ему.
– Я бы хотела быть развитой, дяденька.
Дмитрий Иванович усмехнулся.
– Развитой? Беды!.. Да, вот столяр развитой.
Лицо мое выразило величайшее недоумение.
– Столяр?! Развитой?!
– Да, матушка, столяр развитой человек, потому что он знает вполне свое дело, до корня. Он и во всяком другом деле, поэтому, поймет суть и будет знать, что надо делать.
А я думала тогда, что развитой человек тот, кто Милля и Спенсера понимает.
Дмитрий Иванович точно читал в душе у меня.
– Он, матушка, и Милля поймет лучше, чем ты, если захочет, потому что у него есть основа… Ну, ступай… Мне некогда… С богом… Подожди. Постой. Вот еще что тебе скажу. Самолюбива не будь, если хочешь дело делать. Самолюбивый человек все будет вертеться на своем «я» и не пойдет вперед, а не самолюбивый будет прогрессировать быстро, потому что не будет обижаться, а мотать все замечания себе на ус… Ну… С богом!.. Христос с тобой.
Воспоминания юношеские
1872–1882 гг.
Теперь перехожу к воспоминаниям о жизни Дмитрия Ивановича в дни моей молодости, которая вся прошла вблизи него. Летом я гостила у него в деревне, в Боблове, весной мы жили в университете с ним, когда семья его уезжала в деревню. Зимой я часто бывала у него на вечерах, которые он устраивал для молодежи и по средам, когда у него собирались ученые и художники. В этот же период произошла и важная перемена в его жизни: его женитьба во второй раз. Но прежде я хочу коснуться общей характеристики Дмитрия Ивановича: его наружности, характера и образа жизни. Здесь будут уместны, записанные мною в разговорах с ним, некоторые его мнения и мысли.
Наружность и черты характера Дмитрия Ивановича
Наружность его известна многим по его портретам.
Самое характерное в нем было: грива длинных пушистых волос вокруг высокого белого лба, очень выразительного и подвижного, и ясные, синие проникновенные глаза. Студенты, слушавшие его, когда он был профессором университета до 1891 года, рассказывали, что, когда приходили на экзамен, то Дмитрий Иванович, прежде всего, внимательно и остро окидывал их взглядом, точно в душу заглядывал, и потом уже начинал спрашивать. При этом отметки он ставил не за знание на память, а за то, понимает ли, и за способности; как он сам говорил.
Глаза Дмитрия Ивановича были до последних дней его жизни ярко-синие, и иногда последние годы смотрели так ясно и добро, как глаза человека не от мира сего.
В фигуре его, при большом росте и немного сутуловатых широких плечах, выделялась тонкая длинная рука психического склада, с прямыми пальцами, с красивыми крепкими ногтями, и с выразительными жестами. Походка у него была быстрая, и движения тела, головы и рук были живые и нервные и в разговоре, и в деле: при отыскивании книг, инструментов, справок.
Черты лица его, особенно нос, были правильны. В форме носа, в правильном профиле, в мягких усах, в русой, слегка раздвоенной бороде, в чистом цвете лица и гладкой коже сказывалась его великорусская порода из Тверской губернии. Губы у него были крупные, полные и красиво очерченные. Самое лучшее в них был разрез рта, линия разреза была твердая, но сочная. Это был склад губ человека с добрым сердцем, но с характером и волей.
И рот, и разрез губ у него очень похожи на портрет И.Н. Крамского, написанном в конце семидесятых годов, но глаза на портрете не похожи совсем, в них что-то больное и вялое, и взгляд не его, какой-то косой.
Несмотря на то, что у Дмитрия Ивановича было такое типичное русское лицо, в нем многие находили сходство с Гарибальди, хотя тот был сицилиец, а он наполовину тверитянин, наполовину сибиряк. Сходство это подмечено было и итальянским профессором Назини.