Сибирский ковчег Менделеевых

– Пусти, а то худо будет, – прошептал он.

– Поговори еще, точно штаны спущу и при всем народе выпорю. Эй, есть кто? Помогите злодея связать, – крикнул Трофим

Послышались чьи-то голоса, топот кованых сапог бежавших к ним людей. Стенька вгляделся и различил в ночной дымке контуры двух полицейских с шашками на боку. Он сразу как-то обмяк, уткнулся лицом во влажную землю и, глотая слезы в бессилии захлебываясь и клокоча, закричал, чтобы его услышали в доме:

– Прощайте, батюшка, и матушка, и братец мой кровный. Видать, не свидимся больше с вами…

В сенях, удерживаемая мужем, стояла мать Степки и Васятки и, закрыв лицо руками, не решалась произнести хотя бы слово, а дома в бреду метался раненый Васятка.

На другой день прибывшие из города полицейские отвели Степку на господскую конюшню, где с него содрали рубаху и привязали спутанные кисти рук к верхней балке.

…Из-за разбитых плавильных горшков работы на фабрике на время пришлось остановить и рабочих лошадей заперли внутри конюшни. Так они там и стояли, пофыркивая, настороженно смотрели на людей, ожидая, когда их выпустят наружу, как это было всегда. Вскоре подошла Мария Дмитриевна в сопровождении священника, управляющего Медведева и старосты Обрядова. Она не стала заходить внутрь, остановилась на пороге, переводя взгляды с лиц присутствующих на дальнюю кромку леса, словно ждала оттуда какого-то знака. В глубине конюшенного полумрака, переминаясь с ноги на ногу, Трофим Обрядов пощелкивал время от времени ременным бичом, с привязанными на концах металлическими бляшками.

– Что скажете, батюшка, – обратилась Мария Дмитриевна к отцу Михаилу. – Должны ли мы поступить по заветам отцов и дедов наших и достойно наказать того, кто посягнул на господское добро и жизнь их?

Батюшка прочистил горло, глянул на привязанного Стеньку, потом на сына старосты с бичом в руках и, поежившись, начал издалека:

– Бог создал землю и поселил на ней людей, чтоб они жили в мире и безгрешии. Но силен искуситель, смущающий бессмертные души наши. Так и отрок сей, поддавшийся соблазну жить без труда и почитания господ своих. А известно, всякая душа должна быть покорна высшим властям, господом поставленным над нами, а иначе из сердец заблудших начинают исходить злые помыслы и решаются они на дурные поступки, противные обычаям человеческим. Отсюда и скорби великие постигают их и, соответственно, наказание. Ибо нет ничего тайного, чтобы не стало явным. Потому должен отрок сей нести наказание за недостойные дела свои…

– Значит, вы не осуждаете того, что мы должны примерно наказать его? – уточнила Мария Дмитриевна.

– Но если он готов раскаяться, то наказание может быть смягчено. Господь велел прощать грехи ближних наших, – ответил тот, видимо, вспомнив известные слова Понтия Пилата.

– А вы спросите его о том, – предложила она батюшке.

– У кого? – тот сделал вид, что не понимает, о ком идет речь.

– У того, кто на меня напал. Брата его я простила, а насчет него сомневаюсь. Говорили мне, что этот Степан Мальцев подбивает работников фабричных свою работу бросить и в лес податься. Нет, дело это надо рубить на корню. Иначе потом поздно будет, – закончила она.

– Тогда вам и решать, – перекрестился со вздохом отец Михаил, не решившись добавить, что когда-то один из судий в подобном случае просто умыл руки. И со словами: «Господи, прости грехи наши» – он, крестясь, отошел в сторону и принялся шептать слова молитвы, глядя, как и недавно Мария Дмитриевна, на зубчатую кромку леса.

Мария Дмитриевна достала из-за обшлага платочек и взмахнула им. Раздался хлесткий щелчок бича. Стенька взвыл и громко застонал.

Встрепенулись запертые в своих стойлах лошади, некоторые принялись бить копытами, а при следующем, разряжающим со свистом воздух ударе бича и вопля, издаваемым Степкой, дружно заржали. Каждый удар приводил запертых животных в неистовство, и не успел Трофим закончить порку, как несколько из них выломали двери и ринулись на улицу, отбросив в сторону сына старосты, едва не затоптав людей, стоящих на пороге, и поскакали вниз по спуску к реке. А истекающий кровью Стенька из последних сил громко и безудержно хохотал, повторяя:

– Что?! Взяли? Не вышло, не вышло! Не стану каяться! Не бу-ду. Нет!!!

Полицейские с согласия Менделеевой отвязали его, и повели в конюшню, где местный кузнец, не глядя тому в глаза, заковал его в цепи. Потом его усадили на телегу между двумя приставами и повезли в город. Провожать Стеньку никто не вышел и лишь его мать, прижимая платочек к глазам с тоской смотрела вслед, даже не имея сил заплакать.

Вечером Мария Дмитриевна спустилась на реку к мельничной запруде и долго оставалась там в полном одиночестве, смотря на струящиеся потоки воды, бегущие мимо нее. Потом обмакнула в воду руки и смочила лицо. Она не видела, что на гребне горы стоят несколько женщин и с ненавистью смотрят на нее, переговариваясь меж собой. Там же была и мать Стеньки Мальцева.