Сибирский роман

— Ты с ними добровольно... — это было так ужасно, что Люпин онемел.

— Да, отец.

— Ты не хочешь вернуться в нашу вновь отстроенную деревню?

— Не сейчас. Позже, наверное...

— Мариночка... — лицо Люпина дрогнуло. Слезы покатились по щекам и он не знал, что говорить и что делать. В отчаянии он провёл обеими руками по седым волосам. «Она остаётся с казаками! Моя доченька, моё единственное достояние, вся мою жизнь!»

— Что будет со мной? — наконец спросил он.

— Мы снова увидимся, отец.

— Это всё? Всё, что мне остаётся? Ждать, ждать мою доченьку. Просто ждать, не зная, вернёшься ли ты... Разве это жизнь?

— А в Новой Опочке разве жизнь?

— Да!

— А для меня — нет, отец. — Марина прижалась к лошади. Та уже привыкла к ней и стояла тихо и неподвижно. Только уши шевелились, и подёргивались ноздри при дыхании. — Что бы я делала в деревне? Работала бы в огороде, вышла бы замуж за крестьянина, родила бы детей, стояла бы у печки, и в какой-то момент умерла. Разве для этого подарена человеку жизнь?

— А что делала твоя мать? — пробормотал Люпин.

«Моя ли это дочь? — подумал он. — Она ли это? Её глаза, нос, рот, ангельское лицо — это осталось. Но какие мысли теперь у неё в голове! Мариночка, что с тобой...»

Он всхлипнул и закрыл лицо руками, ожидая дальнейших объяснений.

— Моя мать? — повторила Марина. — Кем она была? Животным на двух ногах... Быки и лошади работали вне дома, а она в доме. В чём разница? Она даже не хотела самостоятельно думать, это была твоя забота, отец. Я не хочу быть такой.

— Ты хочешь вместе с казаками убивать и жечь? — спросил он. — Моя дочь хочет... — Он опустил руки и уставился на неё.

«Почему у меня нет сил, чтобы убить сейчас тебя и себя? Как можно дальше так жить?»

— Я не буду грабить и жечь!

— Но они! — Люпин развёл руками. — Они!

— Какое мне дело до других? Речь идёт обо мне и о Мушкове.

— Этот казак! — Люпин тяжело задышал, словно толкал телегу по колено в грязи. — Ты в него влюбилась?

— Я не знаю, что такое любовь. — Она надвинула папаху на голову. — Если это то, что я чувствую... ты прав.

— И что ты чувствуешь?

— Я чувствую, что должна сделать из Мушкова нормального человека!

— Из казака?

— Да!

— Пусть простит меня небо, но у меня больше нет дочери, а лишь пустое яйцо. Из казака — человека? Скорее ты сделаешь из волка собаку!

— Точно! — она слегка улыбнулась. — Мушков уже стал ручным. Каждому дереву нужно время, чтобы вырасти — человеку тоже. Ты меня не понимаешь, отец.

— Да, я тебя больше не понимаю, Мариночка. — Люпин повернулся к реке. Ночь медленно надвигалась на землю, солнце почти скрылось. — Может быть, я слишком стар. — Он втянул голову в плечи, как будто замёрз в тёплый июньский вечер. — Что теперь делать?

— Отправляйся домой, отец. Я вернусь.

— Когда, доченька?

— Через два-три года. Я не знаю, сколько времени потребуется, чтобы изменить Мушкова. Но я вернусь только с ним. Я приведу его с собой.

Люпин несколько раз кивнул.

«Кого винить? — подумал он. — Бога? Судьбу? Царя за то, что не перевешал всех казаков? Себя за то, что хотел оказать сопротивление, и поэтому этот Мушков нашёл Марину? Что делать? Броситься в реку и утопиться?»

— Хорошо, доченька, — устало сказал Люпин. — Я ничего не понимаю, но езжай с Богом.

— Спасибо, отец. — Её голос внезапно задрожал. — Я не могу обнять тебя и поцеловать... Сейчас не могу.

— Конечно нет. Ты же казак...

Она кивнула, повернулась, взяла лошадь за уздечку и пошла к табуну. Люпин смотрел ей вслед. Она шла в последних лучах заходящего солнца, всё ещё отражавшихся в воде. Невысокий, стройный казак в смешной красной папахе на светлых волосах. Мариночка...

— Я останусь с тобой! — громко сказал Люпин. Его никто не слышал, шестьсот лошадей всё ещё пили в реке. — Что мне делать в Новой Опочке? Ты уходишь от меня, доченька, но я пойду за тобой. Я не брошу тебя. Что мне делать без тебя в этом мире? Я тебе ещё понадоблюсь, я знаю.

Он наблюдал за ней, когда она ехала с первой группой в лагерь. Она сидела в седле, как будто выросла в нём. Он почувствовал гордость и сказал себе: «Этому я её научил».

Он наблюдал за Мариной, пока она не исчезла в наступивших сумерках. Тогда он вернулся на реку к крестьянам и прислушался к их разговорам.

Ермак с казаками ехали к Строганову, который позвал их от имени царя.

Казаков — от имени царя?

Люпин больше не понимал, что происходит с миром. «Каким-то образом, — подумал он — время перекатилось через меня. Лишь дочь это поняла: нет больше нормальных людей. Трудно к этому привыкнуть...»

Он сидел на берегу реки и только сейчас почувствовал радость от того, что дочь осталась жива.

Из лагеря раздались песни казаков. Пахло жареным мясом...

Мушков сидел рядом с Мариной у костра и ждал, когда приготовится еда.

— Сколько тебе лет? — вдруг спросила она.

— Думаю, лет двадцать восемь.

— Какой ты старый!

Мушков искоса посмотрел на неё. «Что опять случилось? — подумал он. — Когда она так спрашивает, это опасно».

— К чему ты это? — спросил он резко.

Она засмеялась и откинулась назад на тёплую от костра траву.

— На самом деле ты уже старичок... — сказала она. — Но не думай об этом...