Сиддхартха

He had noticed that the river's spoke to him, he learned from it, it educated and taught him, the river seemed to be a god to him, for many years he did not know that every wind, every cloud, every bird, every beetle was just as divine and knows just as much and can teach just as much as the worshipped river.	Он заметил, что река имеет голос, и стал прислушиваться к нему. Этот голос стал его учителем и руководителем, сама река представлялась ему божеством. В течение многих лет он и не подозревал, что каждый ветерок, каждое облако, каждая птица или жук в такой же степени божественны, столько же знают и могут научить, как почитаемая им река.
But when this holy man went into the forests, he knew everything, knew more than you and me, without teachers, without books, only because he had believed in the river."	Но к тому времени, как этот святой ушел в леса, он уже знал все, знал больше, чем я или ты, и без помощи учителей и книг - только потому, что верил в реку.
Govinda said:	Говинда же возразил:
"But is that what you call 'things', actually something real, something which has existence?	- Но разве то, что ты называешь "вещами", представляет что-нибудь действительно существующее, имеет реальность?
Isn't it just a deception of the Maja, just an image and illusion?	Не являются ли они только обманчивыми, призрачными образами Майи?
Your stone, your tree, your river- are they actually a reality?"	Разве твой камень, твое дерево, твоя река -реально существующие вещи?
"This too," spoke Siddhartha, "I do not care very much about. Let the things be illusions or not, after all I would then also be an illusion, and thus they are always like me.	- И это меня мало тревожит, - ответил Сиддхартха. - Пусть вещи имеют только кажущееся бытие. Но ведь в таком случае и мое бытие есть только кажущееся - значит, в том и в другом случае, они одинаково сродни мне.
This is what makes them so dear and worthy of veneration for me: they are like me.	Оттого-то я и отношусь к ним с любовью и уважением.
Therefore, I can love them.	Оттого-то я и могу любить их.
And this is now a teaching you will laugh about: love, oh Govinda, seems to me to be the most important thing of all.	А вот наконец и мое учение, над которым ты, наверное, будешь смеяться: Любовь, о Говинда, по-моему важнее всего на свете.
To thoroughly understand the world, to explain it, to despise it, may be the thing great thinkers do.	Познать мир, объяснить его, презирать его - все это я предоставляю великим мыслителям.
But I'm only interested in being able to love the world, not to despise it, not to hate it and me, to be able to look upon it and me and all beings with love and admiration and great respect."	Для меня же важно только одно - научиться любить мир, не презирать его, не ненавидеть его и себя, а смотреть на него, на себя и на все существа с любовью, с восторгом и уважением.
"This I understand," spoke Govinda. "But this very thing was discovered by the exalted one to be a deception.	- Это я понимаю, - сказал Г овинда. - Но именно это Возвышенный признал заблуждением.
He commands benevolence, clemency, sympathy, tolerance, but not love; he forbade us to tie our heart in love to earthly things."	Он предписывает доброжелательность, терпимость, кротость, снисходительность, но не любовь. Он запретил нам отдавать наше сердце любви к земному.
"I know it," said Siddhartha; his smile shone golden. "I know it, Govinda.	- Знаю, - сказал Сиддхартха, и улыбка засияла на его лице. - Я знаю это, Говинда.