Сиддхартха

Kamala looked at him with a smile.	Камала взглянула на него с улыбкой.
"Again, you're talking about him," she said, "again, you're having a Samana's thoughts."	- Опять ты говоришь о нем, - заметила она, - опять у тебя мысли саманы.
Siddhartha said nothing, and they played the game of love, one of the thirty or forty different games Kamala knew.	Сиддхартха замолк, и они предались любовной игре - одной из тех тридцати или сорока игр, которые знала Камала.
Her body was flexible like that of a jaguar and like the bow of a hunter; he who had learned from her how to make love, was knowledgeable of many forms of lust, many secrets.	Тело ее было гибко, как тело ягуара, как лук охотника. Тому, кто учился любви у нее, раскрывались многие наслаждения, многие тайны.
For a long time, she played with Siddhartha, enticed him, rejected him, forced him, embraced him: enjoyed his masterful skills, until he was defeated and rested exhausted by her side.	Долго играла она с Сиддхартхой, то привлекая, то отталкивая его, то беря его силою, обволакивая его целиком и наслаждаясь его мастерством, пока он не почувствовал себя побежденным и не почил в изнеможении рядом с нею.
The courtesan bent over him, took a long look at his face, at his eyes, which had grown tired.	Гетера склонилась над ним, долго глядела на его лицо, в его утомленные глаза.
"You are the best lover," she said thoughtfully, "I ever saw. You're stronger than others, more supple, more willing.	- Ты лучший из влюбленных, каких я когда-либо видела, - заметила она задумчиво. - Ты сильнее других, гибче, податливее.
You've learned my art well, Siddhartha.	Ты хорошо изучил мое искусство, Сиддхартха.
At some time, when I'll be older, I'd want to bear your child.	Со временем, когда o буду постарше, я хочу иметь от тебя ребенка.
And yet, my dear, you've remained a Samana, and yet you do not love me, you love nobody.	И все же, милый, ты остался саманой. Все же ты не любишь меня, ты никого не любишь.
Isn't it so?"	Разве не так?
"It might very well be so," Siddhartha said tiredly.	- Может быть, - устало ответил Сиддхартха. - Я -как ты.
"I am like you. You also do not love-how else could you practise love as a craft?	И ты ведь не любишь - иначе, как могла бы ты предаваться любви как искусству?
Perhaps, people of our kind can't love.	Люди, подобные нам, вероятно, и не способны любить.
The childlike people can; that's their secret."	А люди-дети способны: это их тайна.
SANSARA	САНСАРА
For a long time, Siddhartha had lived the life of the world and of lust, though without being a part of it.	Долгое время Сиддхартха вел мирскую, полную наслаждений жизнь, не отдаваясь ей, однако, всецело.
His senses, which he had killed off in hot years as a Samana, had awoken again, he had tasted riches, had tasted lust, had tasted power; nevertheless he had still remained in his heart for a long time a Samana; Kamala, being smart, had realized this quite right.	Его плоть, подавленная в годы пламенного аскетизма, проснулась; он изведал богатство, изведал сладострастье, изведал власть. Но все же, в течение долгого времени, он оставался в душе саманой, - как верно заметила умная Камала.