Сиддхартха

Siddhartha spoke with ecstasy; deeply, this enlightenment had delighted him.	Сиддхартха говорил все это с восторгом - это снизошедшее на него откровение доставляло ему глубокое счастье.
Oh, was not all suffering time, were not all forms of tormenting oneself and being afraid time, was not everything hard, everything hostile in the world gone and overcome as soon as one had overcome time, as soon as time would have been put out of existence by one's thoughts?	Разве всякое страдание не существовало во времени, разве все душевные терзания и тревоги не были во времени? И разве все тяжелое, все враждебное в мире не исчезало, не оказывалось побежденным, как только человек побеждал время, как только он отрешался умом от времени?
In ecstatic delight, he had spoken, but Vasudeva smiled at him brightly and nodded in confirmation; silently he nodded, brushed his hand over Siddhartha's shoulder, turned back to his work.	Сиддхартха проговорил это с восторгом. Васудева же улыбнулся ему с сияющей улыбкой и кивнул утвердительно головой. Кивнул безмолвно, провел правой рукой по плечу Сиддхартхи и снова принялся за работу.
And once again, when the river had just increased its flow in the rainy season and made a powerful noise, then said Siddhartha:	В другой раз, когда река в период дождей вздулась и сильно шумела, Сиддхартха заметил:
"Isn't it so, oh friend, the river has many voices, very many voices?	- Не правда ли, друг, у реки много голосов, очень много?
Hasn't it the voice of a king, and of a warrior, and of a bull, and of a bird of the night, and of a woman giving birth, and of a sighing man, and a thousand other voices more?"	Ты не находишь, что у нее бывает то голос царя или воина, то голос быка или ночной птицы, то голос, напоминающий крик женщины во время родов или вздохи несчастного, и еще тысячи других голосов?
"So it is," Vasudeva nodded, "all voices of the creatures are in its voice."	- Это верно, - кивнул головой Васудева, - все голоса в мире заключены в голосе реки.
"And do you know," Siddhartha continued, "what word it speaks, when you succeed in hearing all of its ten thousand voices at once?"	- И знаешь, - продолжал Сиддхартха, - какое слово она произносит, когда тебе удается услышать одновременно все ее десять тысяч голосов?
Happily, Vasudeva's face was smiling, he bent over to Siddhartha and spoke the holy Om into his ear.	Со счастливой улыбкой Васудева склонился к Сиддхартхе и шепнул ему на ухо священное слово Ом.
And this had been the very thing which Siddhartha had also been hearing.	Его-то именно и расслышал Сиддхартха в шуме реки.
And time after time, his smile became more similar to the ferryman's, became almost just as bright, almost just as throughly glowing with bliss, just as shining out of thousand small wrinkles, just as alike to a child's, just as alike to an old man's.	И со дня на день улыбка последнего становилась все более похожей на улыбку перевозчика, становилась почти такой же сияющей, почти столь же светилась счастьем; так же, как и у Васудевы, она светилась в тысяче морщинок, была такая же детская и такая же старческая.
Many travellers, seeing the two ferrymen, thought they were brothers.	Многие проезжие, видя обоих перевозчиков, принимали их за братьев.
Often, they sat in the evening together by the bank on the log, said nothing and both listened to the water, which was no water to them, but the voice of life, the voice of what exists, of what is eternally taking shape.	Часто, по вечерам, они сидели рядом на пне у берега и молча прислушивались к шуму воды, который был для них не простым шумом, а голосом жизни, голосом сущего, вечно образующегося вновь.