Рейли, отмечал чекист, заявил, что в данное время «никто из политдеятелей эмиграции не пользуется никаким доверием у французов, англичан, чехов, итальянцев и пр., кроме Б. Савинкова. Все пока к нему относятся с уважением, но все-таки финансовая сторона мертва, никто не дает ни копья».
Кстати, по некоторым данным, в беседах с Федоровым Рейли тоже высказал пожелание лично познакомиться с работой подполья. Федоров обещал сообщить об этом своему начальству и не соврал: пожелание Рейли он передал в ОГПУ. Так что в каком-то смысле можно говорить о том, что британский разведчик сам взвел механизм собственного уничтожения. Но пока об этом никто, естественно, еще не догадывался.
По словам Федорова, Рейли был очень доволен и переводил разговор своей жене, не понимавшей по-русски. Она сама отделывалась ничего не значащими фразами. Дело в том, что она, в отличие от своего мужа, никакого восхищения от Савинкова не испытывала, скорее наоборот. Но, вероятно, из уважения к Рейли держала свое мнение при себе. И только в 1931 году, когда вышли ее мемуары, Пепи-та рассказала все, что она думала о нем. Образ Савинкова в ее книге получился даже чересчур карикатурным.
Еще в июле 1923 года, незадолго до своего отъезда в Америку, Рейли и Пепита встретились с Савинковым в парижском отеле «Чатэм». Он явился на встречу, окруженный многочисленной охраной, заявив, что всерьез опасается, что его может похитить О ГПУ. Разумеется, жена Рейли не была в курсе всех подробностей его жизни и деятельности, но субъективно он, по ее утверждению, произвел на нее неприятное впечатление: «Мое первое свидание с великим русским героем [тут она даже не смогла скрыть своей иронии. —
Этот разговор, как писала Пепита, касался главным образом денежных фондов. Деньги были необходимы не только на организацию контрреволюции, но и на содержание самого Савинкова.
Вряд ли за прошедший год ее отношение к «русскому герою» изменилось.
Кстати, в материальном отношении в Париже Савинкову и его окружению действительно жилось не слишком легко. Тот же Рейли, например, по-прежнему уверял его, что готов помочь ему, но денег у него сейчас нет. Эндрю Кук, впрочем, считает, что в письмах Савинкову он просто прибеднялся. И что ему начало надоедать выступать в роли его денежного мешка. Прибеднялся — это вряд ли. А вот некое раздражение от того, что он столько лет, и безрезультатно, ищет деньги для Савинкова, у него вполне могло возникнуть. «Антибольшевистским вопросом я усиленно занимался всегда и посвящал ему большую часть времени, энергии и личных средств, — вспоминал Рейли. — Касаясь личных средств, могу, например, указать, что савинковщи-на с 1920 по 1924 год обошлась мне самому по скромному расчету в 15–20 тысяч фунтов стерлингов». Очень большая сумму по тем временам. Впрочем, тогда, весной 1924 года, он всячески заверял Савинкова, что по-прежнему будет искать для него средства. И, вероятно, не врал.
28 апреля 1924 года в Париж из Рима вернулся разочарованный Савинков. Как и предполагал Рейли, на Муссолини надежд не было никаких. Начались переговоры Савинкова с представителем ЛД. Чекист Федоров сразу же заметил — Савинков не скрывал, что будет очень благодарен за материальную помощь из Москвы.
Федоров встречался с Савинковым, Рейли и его женой, Деренталями в кафе, на прогулках, и они довольно живо обсуждали как общеполитические проблемы, так и совместные дела, совмещая это с игрой в шахматы или бильярд. «30.04 были в кафе, — сообщал Федоров, — было нас пять: я, Рейли с женой, Савинков с Л. Деренталь. Играли в шахматы и биллиард. Шахматист Савинков хороший, на биллиарде играет плохо». Разговор шел, в частности, об отношениях Англии и СССР. Рейли по этому поводу высказался так: «Большевики требуют кредитов, думая, что английское правительство может их дать. Ничего подобного. Крупных денег, кредитов у английского правительства нет. Их могут дать только коммерсанты, но ничуть не правительство».