Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

На следующий день на квартире Савинкова начались уже более конкретные переговоры. Прочитав письмо Павловского о том, что он ранен и что не может лично приехать за ним в Париж, он неожиданно задал вопрос Федорову — как его писал Павловский, сидя или лежа? Это еще раз подтверждало, что, несмотря на все неприятности, Савинков по-прежнему оставался, как он о себе говорил, «старой подпольной крысой». Но и в ОГПУ готовились основательно. Павловский играл роль раненого так, как надо, и писал письмо лежа.

Федоров докладывал, что Савинков «сейчас же сообщил, что едет со мной, но пока не знает, поедут ли Л. Е. и А. А. Дерентали… На другой день он сообщил, что едут все трое…». По версии жены Рейли, все обстояло иначе. Первой реакцией ее мужа, по ее утверждениям, были слова: «Не надо ехать». «Не верьте, это провокация», — говорил он каждый раз, когда спрашивали о его мнении.

«Госпожа Деренталь горячо приняла сторону московских эмиссаров и заявила, что немедленно едет в Россию, независимо от того, как поступят остальные, — отмечала Пепита в мемуарах. — Каждый вечер мы встречались и продолжали спорить. Эмиссары Павловского иногда присутствовали, иногда нет. Но порознь мы их никогда не видели. И каждый вечер был повторением прошлого: Сидней возражал, Савинков сомневался, Деренталь становился все более озабоченным, а его жена все более многословной. На лбу посланца Павловского выступали капли пота, губы его дрожали. Три недели Савинков обдумывал свое решение».

Сам Рейли в письме сестре Савинкова Вере Мягковой и ее мужу Александру Мягкову позже утверждал, что действительно до самого конца пытался отговорить Бориса Викторовича от этого шага. «Ведь я ему в течение месяца ежедневно рисовал картину провокации точно в том виде, в котором она в действительности и произошла! — негодовал он. — А из-за поездки Л. Е. я ведь с ним почти что разошелся! Что же больше можно больше сделать? Ведь он абсолютно никого и ничего слышать не хотел! Никто все это так хорошо не знает, как Вера Викторовна…»

Понимал ли Савинков, что вся эта подпольная организация — лишь ширма, за которой стоит ОГПУ? Неужели у него не появилось никаких подозрений? А если появились, то почему все-таки не послушал Рейли? Бывший английский шпион был уверен в том, что все это Савинков прекрасно понимал, но давно уже «психологически созрел» к измене и только ждал каких-либо «сигналов» из Москвы, чтобы начать «торговлю» с большевиками.

«Вам, Вера Викторовна, мучительнее всего примириться с мыслью, что Савинков давно уже не был наш и что, по-видимому, он давно нас всех обманывал… — писал он сестре Савинкова. — Вероятнее всего следующее: уже целый год Савинков душевно очень шатался, прежней цельности уже не было (это теперь, по-моему, видно), один удар за другим ясно доказывает ему, что за границей он в тупике; естественно, что огненная натура всеми фибрами ухватилась за заманчивые перспективы, рисованные провокаторами. Он так желал деятельности, так боялся эмигрантской “водосточной трубы”, что он цеплялся за эти перспективы, несмотря на все наши увещевания. При его уме и опытности он провокацию видел так же ясно, как мы, но он надеялся ее перехитрить».

Существует, кстати, еще одна, похожая версия. Согласно ей, Савинкова действительно «купили» не тем, что он возглавит в СССР мощную подпольную организацию, а некими перспективами сотрудничества с «умеренными» большевиками в руководстве страны и, возможно, даже создания нового правительства с его участием. То есть якобы продолжалась игра, которую Рейли и Савинков затеяли еще в декабре 1921 года на переговорах с Леонидом Красиным. И что, возможно, именно тогда Борис Викторович через пресловутых ЛД наконец-то получил какие-то сигналы из Москвы о том, что с ним готовы договориться. Вот он и ехал договариваться, прекрасно понимая, что за московскими гостями стоят чекисты, и не слушая предупреждений Рейли.

Известно, что сам Савинков обсуждал с Рейли вариант своего «внедрения» в советское руководство неоднократно. В письме Черчиллю от 5 февраля 1923 года Рейли, например, писал: «Совсем недавно большевики сделали попытку найти подход к Савинкову с помощью одного весьма видного парижского банкира, друга Красина, с целью выяснить, не прекратит ли Савинков свою борьбу и не присоединится ли к правому крылу большевиков.

Все сообщения, получаемые из России, свидетельствуют о том, что финальная схватка между правыми и левыми приближается… Конфликт не может быть разрешен иначе как с помощью оружия, но среди правых нет решительных людей. Главная причина их союза с Савинковым в том, что они хотят привлечь его как человека, который уничтожит левых.