Что говорила на этих встречах Пепита, и говорила ли она что-то вообще, кроме светских пустяков, осталось неизвестным. Но любопытно, что позже Рейли утверждал, что она прекрасно понимала, кем действительно является Андрей Федоров. «Она очень много перестрадала за это время, — писал он в письме Александру и Вере Мягковым 20 сентября 1924 года. — Поразительно, что она единственная из нас всех, которая ни на минуту не переменила своей глубокой уверенности в провокаторской роли Андрея Павловича».
Второго мая отмечали именины Савинкова в Булонском лесу. Федоров вручил ему 100 долларов в качестве содержания председателя ЦК объединенной организации ЛД и савинковцев. Савинков был очень растроган. Вечер провели в кафе «Трокадеро», куда пришел и Рейли. Опять играли в шахматы и на бильярде, и вели разговоры.
Переговоры в Париже продолжались до 8 мая. Савинков начал склоняться к тому, чтобы действительно поехать в СССР. Когда Федоров спросил его, как же он, такая крупная величина, скроет свой отъезд из Парижа, Савинков ответил, что замаскирует его якобы поездкой в Японию. Правда, Савинков согласился ехать только при одном ус-ловим — за ним в Париж должен приехать сам Павловский. Он настолько верил ему, что у него даже не возникало мысли, что его могут завербовать чекисты[83]
.Вечером 8 мая Федоров, съездив с Савинковым и Любовью Деренталь на скачки в Булонский лес, проводил его на ужин в кафе «Трокадеро», расцеловался с ним и с ней и отправился на вокзал. Затем он отбыл в Варшаву, а еще через несколько дней якобы нелегально (на самом деле, через устроенное чекистами «окно») перешел советскую границу и вернулся в Москву.
На последних встречах с «московским гостем» в Париже Рейли и Пепита не присутствовали. 7 мая они отплыли в Нью-Йорк. Потом Рейли считал, что совершил ошибку и что ему не надо было оставлять Савинкова наедине с Федоровым, но в Америке его ждали очень срочные дела, которые еще могли изменить и его жизнь, и жизнь Бориса Савинкова.
«С очень тяжелым сердцем думаю о Ваших намерениях»
Приехав в Нью-Йорк, Рейли и Пепита, несмотря на свое безденежье, снова поселились в престижном районе — в отеле «Незерлэнд» на углу Пятой авеню и 59-й улицы.
Рейли в Америке действительно ждали срочные дела. На 2 или 4 июня были назначены судебные слушания по его делу. Он целыми днями совещался с адвокатами, которые всячески обнадеживали его. Тем временем компания «Болдуин» предложила ему закончить дело миром и выплатить компенсацию в 25 тысяч долларов. Но Рейли эта сумма показалась смехотворной. Еще бы, ведь он рассчитывал получить аж 750 тысяч! «Или пан, или пропал… — писал он. — Живу надеждой на выигрыш процесса. Что будет, если проиграю — не знаю».
Однако еще через несколько дней выяснилось, что слушания переносятся на осень. 9 июня 1924 года он отправляет Савинкову большое письмо. В его первой части он рассказывает о том, как обстоят дела с его процессом: «Дело должно было слушаться 2 июня. Пошли отсрочки со дня на день. Противная сторона прилагает все усилия, чтобы отложить слушание дела на осеннюю сессию. Настоящая (летняя) сессия закрывается 24 июня — значит, через 2 недели… Я очень боюсь, что противникам удастся получить… отсрочки и что мое дело будет выкинуто из настоящей сессии. Со стороны я знаю, что мои противники надеются таким образом взять меня измором и принудить меня пойти на мировую за незначительную сумму. Они готовы были дать до 25 000 долларов — чтобы покончить. Т. к. мой иск на 750 000 долларов и т. к. все маневры противников показывают, что они боятся проиграть дело, то я решил сдохнуть, но не сдаться. Если дело будет отложено на октябрь, то мне придется остаться здесь, т. к. на отъезд и обратный приезд я ни в коем случае не могу найти денег. Чтобы оставаться здесь, тоже нужны деньги, но значительно меньше. Как только буду знать окончательно, что дело в текущую сессию не попадает — начну искать какое-нибудь занятие, которое дало бы возможность прожить здесь. Если это не удастся (что весьма вероятно), уеду в деревню и буду жить где-нибудь холуем на ферме. Для этого тоже нужны деньги, но я думаю, что их-то я соберу. Пока что у меня в кармане 11 долларов. Завтра пойду искать денег.
Вот Вам мое прелестное положение. Бывает хуже, но не часто.
Остаться здесь еще на 4 месяца для меня величайший ужас по многим причинам, из которых самая большая та, что за это время Вы можете уехать и что мы так с Вами можем разъехаться, что, пожалуй, никогда больше не увидимся.
Но я совершенно не вижу другого решения для себя. Вернуться сейчас нет никакой возможности. Из-за этих проклятых денег жизнь превратилась в полнейший кошмар; нужно попытаться с этим раз и навсегда покончить, благо на это есть кое-какие шансы. Я думаю и надеюсь, что Вы одобрите мое решение.