Сидни Шелдон. Если наступит завтра – 2

Трейси вынула из бумажника фото Николаса и посмотрела на него, как на талисман, пытаясь отсечь слова Риццо. Ее сын представлял собой мир, в котором царили доброта и разум. Она жаждала вернуться к нему, почувствовать в объятиях его маленькое сильное тело, ощутить чистый мягкий запах его щек. Она больше не хотела слышать о Дэниеле Купере или о Джефе-гребаном-Стивенсе. Сегодня утром, завтракая, она прочитала в газете статью о коллекции украденных византийских монет. Ограбили какую-то русскую девушку, пока та была на Зимнем балу. Трейси сразу поняла, что вором был Джеф. Статья каким-то образом внезапно сблизила их. Но она тут же рассердилась и почувствовала себя одинокой и брошенной. Нужно уезжать отсюда, из этого города. Подальше от Джефа и всего этого безумия, которого она так старалась избежать.

– Думаю, Джеф Стивенс оказался прав, – продолжал Жан, – и Купер был действительно в вас влюблен. – Трейси подняла чемодан с кровати. – Думаю, он все еще влюблен в вас.

– Вздор.

Трейси направилась к двери. Но Жан вытянул руку, чтобы ее остановить.

– Никакой это не вздор. Я знал, что в центре всего были вы, Трейси. Знал и оказался прав. Рано или поздно он придет за вами.

– Мне нужно ехать.

– Ехать? Нет. Вы не можете. Нужно остаться. Просто необходимо. Мы подошли так близко. Пожалуйста, останьтесь в Нью-Йорке, по крайней мере еще на несколько дней. Купер все еще может быть рядом.

– Или в любой другой точке планеты.

– Трейси, пожалуйста. С вашей помощью у нас есть шанс…

– Жан, – терпеливо, но решительно сказала Трейси, – я не останусь. Ни дня, ни минуты. Можете угрожать, что скажете Николасу правду, пока не посинеете. Кто знает, может, вы даже исполните свою угрозу. Но наступает Рождество. И я еду домой к сыну. – Протиснувшись мимо него, она открыла дверь. – Если понадоблюсь, у вас есть мой номер.

Жан проводил ее взглядом. Он чувствовал себя одиноким и брошенным. И не только из-за расследования. Рядом с Трейси он ощущал надежду, в него вливались новая энергия, новые силы. Без нее его снова ждут отчаяние и пустота. Как, черт возьми, Джеф Стивенс мог упустить такую женщину?!

– Разве у вас нет дома и некуда вернуться? – спросила Трейси, останавливаясь в дверях. – Ведь у вас есть дети, верно?

Жан подумал о Люке и Клеманс. И со стыдом понял, что много дней не вспоминал о них.

– Я позвоню вам, – пообещала Трейси и ушла.

Блейк Картер медленно и тщательно вытирал посуду, как делал все, за что брался. Как научил его отец. Отец Блейка часто повторял пословицу: «Бог создал время, а человек создал спешку». Уильям Картер был хорошим человеком, лучшим в мире. Блейк часто гадал: что бы отец сказал о Трейси Шмидт? Понял бы любовь сына к ней, к ее теплу, доброте, красоте, ее тайнам, грусти и боли? Возможно, нет. Уильям Картер жил в мире моральных абсолютов, добра и зла, черного и белого. Блейк многого не знал о своей хозяйке, женщине, которую любил молча и преданно последние десять лет. Но он знал, что мир, из которого пришла Трейси, был миром серого. В Трейси не было ничего черного и белого. Все было не таким, как им казалось.

Жан Риццо пришел из этого мира. С тех пор как Трейси возила Николаса в Лос-Анджелес, Блейк видел, как возвращается серый мир прошлого, чтобы преследовать ее. Но после появления Риццо все изменилось к худшему. Блейк видел, как Трейси становится напряженной и боязливой, вздрагивает каждый раз, когда звонит телефон. Она вернулась из рождественской поездки по магазинам осунувшаяся и похудевшая, без всяких покупок. Блейк понимал, что должен что-то сказать. Он просто не знал, что именно, когда или как.

В день Рождества, в девять вечера, Трейси устроилась на диване в гостиной вместе с Николасом, который в девятьсот восемьдесят восьмой раз смотрел «Полярный экспресс».

«Вот и еще один парадокс, – заметил Блейк. – Она практична, жестка и в то же время безумно сентиментальна».

Мать Блейка умерла, когда он был маленьким. Это, возможно, одна из причин, почему он так и не женился и приучился полагаться только на себя. Но его очень притягивали материнские качества Трейси.

«Кого я дурачу? Меня притягивает к ней буквально все, каждая ее черточка».

Блейк впервые в жизни был влюблен. И это ему совсем не нравилось.

Трейси поймала его взгляд:

– У вас все в порядке?

– Абсолютно. Почти докончил.

Трейси поправила одеяло из искусственного меха на спящем Николасе и пошла к Блейку на кухню.

– Вам необязательно все это делать.

– Обязательно, – улыбнулся Блейк. – Вы уж точно не собирались мыть посуду.

– Верно. Потому что завтра придет Линда.

– Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, – произнес Блейк. – Закройте дверь, пожалуйста.

Он вытер оставшуюся посуду. Трейси закрыла дверь в гостиную и распечатала коробку конфет.

– Хотите?

– Нет, спасибо. Послушайте, Трейси, я давно собирался сказать…

Трейси заметила, как сильно дрожат его руки. Он всегда так спокоен. Странно. Она сама занервничала.

– Вы, случайно, не больны?

– Болен? – нахмурился Блейк. – Нет, я не болен. Я… дело в том… что я люблю вас.

Трейси с нескрываемым изумлением посмотрела на него.