Сигнальные пути

Лидочка протянула салфетку, и я осторожными движениями стала стирать с живота прозрачный и скользкий гель. Впервые в жизни хотелось обращаться с собой бережно, я ощущала свое тело хрупкой и драгоценной вещью, доверенной мне по счастливому недомыслию высших сил.

– Зрелость плаценты нулевая, хорошо… Основные размеры плода в пределах нормы… – сказала Лида, вглядываясь в темный экран. – Я тебя честно предупреждала и предупреждаю: чудес не бывает, и тридцать пять – это тридцать… Можешь и не доносить. Можешь! – прикрикнула она, видя, как кривится мое лицо. – Но пока все хорошо. Будешь беречь себя, доносишь. Будешь меня слушать – доносишь!

Вспомнилась девочка – две косички. Круглые толстенькие коленки под розовым платьем… Вместе ломали сирень за школой, разглядывали мертвого ужа на Донце, бегали в кружок юных натуралистов в парке. Сколько лет дружили, всегда я была за старшую, а теперь красивая взрослая тетя отчитывает меня, непутевую. Я улыбнулась сквозь некстати накатившие слезы. Последние дни все время хотелось плакать и спать.

– Я вся твоя, Лидочка, вся твоя. Все сделаю, как скажешь.

– Тяжестей не носить, по жаре не шарашиться, знаю я тебя, – перечисляла Лида (Лидия Владимировна, конечно), загибая нежные, розовые, как у куклы пальчики. – Про огород забудь, пусть хоть весь бурьяном зарастет. Малину и крыжовник можешь обобрать, когда поспеют, и все. Но чтобы не нагибаться! И каждую неделю ко мне на прием, как штык. Если потянет, заболит, закровит… Немедленно звони, слышишь! Вот тут еще всякое… по мелочи… – Она протянула мне длинный рецепт. – Если чего в аптеках не найдешь, дай знать, пошуршу в своих запасах. И не нервничай, главное.

– Беспокойно у нас, сама видишь… Как тут не нервничать. Дядя Глеб говорит, у самой Красновки уже блокпосты стоят. Может, нам в Харьков уехать от греха подальше?

Лидочка закручинилась:

– Ой, не знаю, что нашим поездом день по жаре помирать, что в машине пять часов трястись. Куда тебе… Как тут посоветуешь? – Она обхватила руками красивую, кудрявую голову. – Я вчера конспекты по военно-полевой хирургии на ночь глядя читала… Как мы ее прогуливали, как смеялись – да кому она нужна, эта ерунда? Какая война, кто ее видел? Дожили… Может, все-таки обойдется у нас… Чтобы не как в Славянске.

– Должно обойтись. С кем у нас воевать. За что? За референдум [23]?.. – Я запнулась, сомневаясь, сказать, не сказать… Но все-таки сказал: – Только знаешь, гаишники по городу пропали совсем. Точно попрятались.

Несколько мгновений мы обе молчали.

– Я ведь даже не голосовала, – сказала Лида с тоской, и было непонятно, гордится она этим фактом или сожалеет о нем. – У меня смена была, двойня, ягодичное предлежание… не дай бог…

– Я голосовала.

– Ну и дура, – сказала подруга без обиняков. – По Путину соскучилась?

– Даже не знаю. – Лидочке врать не хотелось. – Достали эти киевские танцы с бубнами. Начиналось вроде и неплохо, а выходит не по-людски… Лучше бы нам в сторонке пересидеть, пока они там разберутся. Но разве дадут… Народу много было. Обычно на нашем участке человек пять встретишь, ну, десять от силы, если не дачный сезон. А тут прямо толпой шли. Я полтора часа в очереди отстояла, все знакомые кругом, чужих не было. Знаешь, о чем говорили?

– О России?

– О справедливости. На Россию многие надеются. Хотят, чтобы как в Крыму… Я в это не верю, но вдруг… Но всех печет. Несправедливо, говорят, с нами в Киеве поступают.

– Ой, лышенько… – вздохнула Лида, заканчивая писать бесконечный врачебный отчет. – А когда оно по-другому было?.. Терпели. Жили же как-то… без войны.

– Видать, кончилась терпелка, – вздохнула и я. – Ну и Крым, конечно… А с другой стороны, а чего такого, сходили люди, высказались, выпустили пар… Всяко лучше, чем сразу за автоматы хвататься. Думаю, обойдется у нас. Договорятся.

– Должно обойтись! – с облегчением подхватила Лида.

Конечно, в «русской весне» хватало дурновкусия, истерики и криминала, но мысль о том, что все это может стать поводом для артобстрела, до сих пор не укладывалась в голове. Хотелось верить, что все обрушившееся в последние дни на Славянск, так и останется единичным случаем выплеснувшегося безумия. В конце концов пережили же мы девяностые. С криками, с криминалом, но без войны хотя бы. Люди все те же с обеих сторон: побряцают оружием, покачают права, а потом, как обычно, – «забьют стрелку», договорятся… Пожалуй, никогда еще мысль о том, что у власти в стране находятся бандиты, не казалась мне такой утешительной.

Домой возвращалась пешком, около «Голубки» столкнулась с Виталиком, он покупал сигареты. Мы неловко потоптались друг напротив друга. Я думала – сказать, не сказать?.. Мальчик мой выглядел потухшим, глядел вбок и переступал с ноги на ногу, точно второгодник на зачете. Маялся.

– Ты не хочешь меня видеть.

Я промолчала. Глупо было отрицать очевидное.

– Это все из-за Майдана? – спросил он несчастным голосом. – Если хочешь, я больше не буду…

«А больше и не надо», – подумала я.

– Ну что ты, при чем тут Майдан… Просто разные мы очень.

– Понятно…

Постояли еще. Помолчали уже вдвоем.

– Я уезжаю сегодня.