Сигнальные пути

Один кусок – красные башни, просторность утренней Москвы, храм, похожий на затейливое пирожное, рубиновые кремлевские звезды… Свободный росчерк горизонта, прорезанный шпилем Петропавловской крепости – все, что запомнилось из единственной детской поездки в Питер. Другой – мост через Днепр, зеленые волны сбегающих к реке берегов и купола Лавры. Золотой кораблик над Невой, который во время войны закрывали специальным чехлом. «Плывет в тоске необъяснимой…» Шевченковская тоска, заклинание, плачь. «Несе Галя воду…» Герои-краснодонцы. Памятник Артему над Донцом рядом со Святогорской лаврой. И терриконы, терриконы. Дыры в земле, ставшие горами. И вкус шелковицы. И вкус любимого. Все под этим небом. Все здесь.

Я как тот ребенок в распадающейся семье, где еще вчера было «мама-папа-я!», а сегодня с одной стороны в тебя летит ботинок и крик: «забери своего ублюдка», а с другой смотрят ненавидящие глаза: «как ты похож на своего отца!», и все это периодически сменяется слезливыми истерическими причитаниями: «ты же любишь мамочку, она столько для тебя сделала!», от которых хочется бежать прочь еще сильнее, чем от крика.

Я как тот ребенок, которого две матери принесли к мудрому царю, и каждая говорила: «мой». А царь сказал: «разрубите ребенка». Только в моей небиблейской не одна, но обе, обе женщины с готовностью сказали: «руби». Пусть разрубленный, пусть мертвый, но – мой, мой! Как жить, Господи? Я знаю, как выжить. Но скажи мне, как жить под этим мечом в материнских руках? Как жить с мыслью, что обе матери твои – мачехи. Что все разорвано и ничего не осталось, кроме земли, горящей под ногами, как рана.

Уставшая, но так и не нашедшая ни ответа, ни облегчения, я вернулась домой. Зашла с перегретой веранды в прохладный темный коридор и услышала, как в глубине дома снова зазвонил телефон.

Харьковская линия. Август 2014

Дышать стало легче. То ли жара спала, то ли я привыкла. Так же и с остальным. Мысль еще об одном ребенке больше не вызывает такого ужаса. Мы уже сдали анализы. Машка возвращается из лагеря через неделю. Лекс закончит очередной тренинг, и мы поедем в Карпаты или Каменец-Подольский. Крыма в этом году не будет. Лекс объяснил Машке почему. У меня осталось еще несколько дней, чтобы наслаждаться свободой, одиночеством, покоем, но меня почти не бывает дома.

Все мои подруги работают в пунктах помощи беженцам. Властям, как обычно, плевать на людей. (Хотя они с удовольствием «отчитываются» нашими успехами – гниды.) Беженцы прибывают на вокзал и автостанции, у них потерянные лица и наспех собранные пожитки, в которых множество случайных и бессмысленных вещей, но не хватает жизненно важного – посуды, лекарств, детской одежды. Им негде жить. Они испуганы. Они плачут, когда им предлагают помощь. Плачут в ответ на любое доброе слово, любое высказанное участие. Это ранит сильнее всего. Много женщин с детьми. Мужчин меньше. Очень часто мужчина «там», «воюет за независимость».

У нескольких моих подруг любимые ушли на фронт добровольцами или по призыву. Мы стараемся не думать о том, что, может быть, в тот самый миг, когда мы ищем комнату для его жены и ребенка, этот боец целится в кого-нибудь из наших. «Сын не отвечает…» Хотя сдержаться бывает трудно. Когда в коридоре звонкий мальчишеский голосок с гордостью произносит: «Мой папка мочит укропов», мне хочется схватить маленького паршивца и трясти до тех пор, пока он не поймет, что именно благодаря таким, как его «папка», они с мамой третью неделю мыкаются по чужим углам, а сам он вздрагивает и бросается на пол, услышав громкий звук. Я сдерживаюсь. Бедные дети, искалеченные войной. Я сдерживаюсь, но понимаю людей, всерьез обсуждающих в интернете возможность законопроекта об изъятии детей у таких вот «папок» и «мамок». Невыносимо видеть этих ребятишек, таких славных, живых, но уже «промытых» российской пропагандой, стараниями своей ватной родни. К сожалению, у меня слишком мало иллюзий по поводу отечественной системы образования и вообще всего «государственного» в Украине. Слишком мало времени прошло после Майдана, «государственное» все еще антоним «патриотического». Но, может быть, когда-нибудь…