Я в первый с самого рассвета почувствовал, как боги благосклонно посмотрели в мою сторону. Бриана давала мне надежду. Однако зачем мне жизнь? Я опозорен и лишен всего. Конечно, умереть на берегу с вилами в груди – смерть недостойная хёвдинга. Но теперь мне выпала почетная смерть на виду у сотен людей. Обо мне могут спеть скальды, как о Рагнаре Кожаные Штаны, который на своем корабле сел на мель у здешних берегов и которого восточные англы бросили в яму с гадюками. Четыре лошади – почетная смерть, которая завершит мою короткую жизнь и, может, вернет мне славу. Это ли не конец, о котором мечтает каждый? И даже Токе не сможет мне в этом помешать.
Токе! Почему я раньше не вспомнил о том, кто меня предал? Из-за того ли, что я и сам чувствовал вину? Или боль в голове и жажда лишили меня на время способности ясно мыслить? Но ведь Токе знал, что между мной и Гунхильд никогда ничего не было. Даже тогда на пиру в палатах ярла Паллига я вернулся на свое место гораздо быстрее, чем нужно, даже чтобы просто расстегнуть и застегнуть пояс. Токе всегда мне завидовал и пытался оправдаться, представив свои поступки правильными, придумав им причины, которых не было. И на корабле ярла Паллига во время скорого суда он вел себя так же. Ухватился за соломинку, чтобы вывернуться. И при этом чуть не замарал честь самого ярла Паллига при всей команде «Красного змея». Чего еще от него можно было ждать? Ему удалось очернить меня и спасти свою шкуру, однако мое преступление против чести ярла, и правда, было суровым. Или не было?
Я стоял и думал и очень скоро понял, что произошло. Токе вовсе не хватался за соломинку. Он размышлял и готовился. И мой нож на пиру пропал не случайно. Ведь Токе сидел тогда рядом со мной, подливая пива! А то, что он рассказал о моей любви к Гунхильд перед воинами, было вовсе не последней надеждой в попытке оправдаться. Он сделал так нарочно – он хотел посеять слухи о том, что сын Гунхильд, быть может, рожден не от ярла Паллига, а от меня! Конечно, пока ярл жив и силен, никто не стал бы повторять подобные сплетни во весь голос. Но случись что – прилетевшая из ниоткуда стрела или внезапно налетевшая буря – и можно было бы сказать, что сын Гунхильд, которого ярл все чаще называл своим наследником вместо самого Токе, мог быть объявлен незаконнорожденным!
Понятно, когда стали шептаться, что ярл подумывает о том, чтобы сделать своего младшего сына моим фостри, Токе крепко задумался. И придумал, как сбить одной стрелой двух воронов. И теперь он радовался, потому что был уверен, что со мной покончено. И уже наверняка строил новые козни.
Я вдохнул полной грудью смрадный воздух ямы и расправил плечи. Я снова хотел жить! Жить, чтобы отомстить предателю! Но чтобы выжить, был только один путь – пусть даже не по правде, но надо было отказаться от веры в своих богов и назвать своим единственным богом Белого Христа. Я снова вспомнил пророчества отца Асгрима, жреца в Оденсе. Предательство, которое похоронит под собой мои богатство и славу. Страшнее такого предательства нет! Но то же пророчество говорило о том, что и после предательства снова будет удача в бою и снова будет богатство. Непонятно только для кого: для меня, который вряд ли выйдет отсюда живым, или для моего брата Рагнара, который теперь стал хозяином «Летящего».
Но Рагнар, даже если он отвел от меня удар ярла Паллига, не станет мстить за меня Токе. Ведь Токе его друг, а меня все равно уже нет. И если «Летящий» не пришел ко мне на помощь, это значило, что все в войске, даже моя команда, приняли на веру слова сына ярла.
Я представил лицо Гунхильд. Что ждет ее? Даже если ярл не осмелится поднять руку на сестру своего конунга, слухи станут расти, а Токе будет их вкладывать в нужные уши. И никто его не остановит. Кроме меня…
Я опустился на колени, забормотал какие-то бессвязные слова, а потом крикнул наверх стражникам:
– Я хочу перед смертью принять веру в Белого Христа! Позовите священника!
Конечно, никакой священник не пришел ко мне ночью. Но наутро я услышал голоса. Над решеткой склонились головы в накидках и меня спросили, правда ли я готов стать христианином. Я подтвердил, стоя на коленях и продолжая делать вид, что молю их бога о прощении. Наверху началась суматоха. Кто-то с кем-то спорил. Наконец, уже ближе к полудню, решетку открыли, а вниз спустили лестницу. По лестнице спустился кузнец, который расковал мою цепь, и я поднялся наверх.
Там меня уже ждали несколько священников. Один из них, с золотым крестом на груди, сказал:
– Я аббат Эдгар из монастыря Эсканкастера. Правду ли мне говорят, что ты хочешь принять святое крещение?
Я зажмурился, словно от яркого света, и громко произнес:
– Этой ночью я услышал голос бога. И бог сказал мне, что, только приняв веру в него, я смогу спокойно умереть. И теперь я хочу, чтобы меня крестили священники Белого Христа.
Священники отвернулись от меня и стали совещаться. Наконец аббат Эдгар повернулся ко мне.