Глаза сильдратийки сужаются.
В эту секунду дверь с тихим шорохом отворяется. Я поднимаю голову и вижу полдюжины терранских пехотинцев в полной тактической броне и с дезинтеграторами в руках. Сердце ухает вниз, горло сжимается, стоит мне вспомнить о застегивающемся на шее болевом ошейнике. При мысли об очередном раунде пыток желудок наполняется скользким льдом.
– О Творец, – хриплю я.
Шеренга пехотинцев, стуча ботинками по полу, входит в комнату. Но, вместо того чтобы схватить меня, они подходят к койке Саэдии и обступают ее маленьким кольцом.
– Руки, эльфийская сучка, – командует лейтенант, выставляя вперед магнитные наручники.
– …Что вам от нее надо? – спрашиваю я сквозь сильную боль в горле.
– Руки, – повторяет лейтенант, его товарищи подчеркнуто вскидывают винтовки. – Сейчас же.
– Она ничего не знает, – возражаю я. – Вы не…
– Заткни пасть, предатель! – рявкает на меня один из пехотинцев.
Голос Саэдии раздается в моей голове, ее слабая улыбка делается чуть шире.
Она медленно и неторопливо поднимается, протягивает руки, подставляя тонкие запястья. Она в меньшинстве – их шестеро на одну, – к тому же ранена. Но как только лейтенант собирается защелкнуть наручники, Саэдии подкидывает руку и вонзает костяшки пальцев ему в горло.
Мужчина, охая, отлетает на три метра назад к стене. В это время Саэдии, несмотря на травмы, выбивает почву из-под ног второго, а после с ослепительной скоростью отбрасывает винтовку третьего. Но остальные оказываются готовы к сопротивлению и стреляют прямо ей в грудь в упор. В камере раздаются оглушительные выстрелы, Саэдии падает навзничь, ее косы разлетаются в стороны. Я уже наполовину сползаю с койки, когда вдруг встречаюсь лицом к лицу с винтовкой другого пехотинца. Он смотрит на меня поверх ствола, лазерный прицел освещает мою покрытую синяками обнаженную грудь.
– Только дай мне повод, предатель, – говорит рядовой. – Я тебя предупреждаю.
– Мы так не поступаем, – произношу я, превозмогая мучительную боль в горле.
– Мы? – усмехается он, разглядывая татуировку на моей руке. – Кто это «мы», мальчишка из Легиона?
– Я такой же терранин, как и вы. Я не…
– Эти эльфеныши убили несколько тысяч терран во время атаки на «Андараэль»! – рычит лейтенант, поднимаясь с палубы. – И она командовала ими. Так что именно так мы и поступаем. А теперь закрой рот, пока и тебе не досталось.
– Вас же водят за нос! – шиплю я. – ГРУ используют АОТ для начала…
Рядовой делает шаг вперед и бьет меня по лицу прикладом дезинтегратора. Я отшатываюсь и падаю на койку.
– Еще одно слово, предатель, – рычит он, – и будешь собирать зубы переломанными пальцами!
Я вскидываю руки, прижимаясь спиной к кровати. Один из пехотинцев закидывает бесчувственное тело Саэдии себе на плечи, лейтенант бросает на меня злобный взгляд и отрывистым приказом отправляет весь отряд прочь – они молча выходят из камеры.
Я облизываю рассеченную губу и чувствую вкус крови на языке, в голове все еще звенит после удара.
Я понятия не имею, что они собираются с ней делать, но явно ничего хорошего. Потом думаю о Ра’хааме, носящем облик колонистов ГРУ, как вторую кожу. Думаю о Кэт и ее синих глазах. Обо всем, что должен был сказать и сделать.
Со вздохом качаю головой.
24. Эхо
За последние месяцы она невероятно продвинулась.
Я наблюдаю за Авророй из лагеря, и от силы, которой она обладает, у меня захватывает дух. Наша поляна для ночлега полностью преобразилась. На смену обычному костру, который Аврора создала много дней назад, пришла изысканно украшенная каменная чаша для костра. Участок травы, где мы спали, теперь венчает самая роскошная кровать, какую я когда-либо видел в своей жизни: из резного дерева, с балдахином и шелковыми простынями. Моя бе’шмаи даже сотворила мне сииф, чтобы я мог играть днем, пока она тренируется.
И как раз сейчас я сижу под нашими деревьями, перебираю струны инструмента и наблюдаю за ней. Аврора парит высоко над головой, только силуэт виднеется на фоне ослепительного неба. Булыжники, превышающие размер «Нуля», в идеальной синхронности вращаются вокруг нее, двигаясь во всех направлениях. Сама она словно восседает в центре, ее правый глаз горит. Вот один из камней разлетается на тысячи обломков, и его куски образуют вокруг нее идеальную сферу.
Эшвар летает неподалеку. На меня оно не смотрит. Даже не говорит со мной. А я, как обычно, в его присутствии испытываю смутное чувство… нет, не враждебности, а неприятия. Стоит мне взять какой-нибудь аккорд на сиифе, как оттенки внутри его кристаллической формы меняются в зависимости от исполняемой мной музыки.