Сияние слез

Впрочем, пользуясь своим положением во время рукодельных посиделок я предпочитала читать вслух какую-нибудь книгу из родительской библиотеки, или просто пересказывала старинные легенды, которых выучила немало в графском замке.

К весне встала новая забота, но поразмышляв, я возложила ее на господина Данстана. Необходимо было составить список пахотных земель, покосов, рыбных ловов и прочих полезных мест. Карты поместья устарели, крестьяне, оставленные без присмотра, втихую разрабатывали новые участки, а налоги платили по-прежнему. Месить дорожную грязь самой мне было не по чину, зато вечерами я, высунув язык от усердия наносила на карту новые отметки и радовалась тому, что мне попался весьма опытный и толковый управляющий.

Снег еще не стаял, а госпожа Шиара уже уставила все подоконники ящичками с рассадой. Я не препятствовала, напротив, дала ей охрану, чтобы толковая женщина поездила по окрестным деревням и прикупила у хозяев хороших семян для будущего огорода. На ярмарке мы закупились изрядно, но из уроков садоводства я помнила, что лучше всего растут и плодоносят растения, выращенные в этой же местности.

Хозяйство потихоньку налаживалось, я читала книги по садоводству, прикидывала планировку огорода и ягодника, придумывала, чем закрепить стекла в теплице, чтобы они меньше ломались, но порой мне становилось грустно. В замке граф часто вел со мной беседы, расширял и углублял мои знания, здесь же мне не хватало его мудрых советов, интересных историй, умения подбодрить меня комплиментом или отеческой похвалой. Теперь я сама по себе и порой мне было невыносимо одиноко.

Впрочем, вскоре задули теплые ветры, окончательно съевшие весь снег, и настала пора страды. Пахать, боронить, сеять, крестьяне выезжали в поле семьями от старух до малых детей, дневали и ночевали в поле, спеша ухватить каждый денек. Не желая и в этом году сидеть без хлеба, а потом закупаться на ярмарке, я велела мужчинам распахать пустошь, расположенную неподалеку от поместья. Бывшие разбойники сперва бурчали, а потом втянулись и даже наемники в свои свободные от службы часы помогали им, водя коней в поводу или подвеивая семенное зерно лопатами.

Пара деревенских девок, взятых в птичницы и коровницы, разродились голосистыми ребятишками, и я вспомнив свое детство, сама искупала их в теплой воде и приложила матерям к груди, взяв с них клятву, беречь младенцев, и хорошо кормить. Однако самих матерей я старалась не баловать – кормила хорошо, но без изысков, подарков не делала вовсе. Не потому, что не хотелось порадовать молодых матерей, а потому, что я законно опасалась наплыва «порченых» девиц в поместье.

Прошла посевная, начался покос. Хоть и надоели мне тюфяки, набитые сеном несказанно, но делать было нечего – наше маленькое стадо породистых овец пока не давало столько шерсти, чтобы набивать ею матрасы. У меня как у хозяйки был тонкий чехол, набитый мытой чесаной шерстью, но и он лежал на соломенном тюфяке, а эти хрустящие, ароматные сооружения требовали постоянного внимания. Их следовало перетряхивать, сушить, а когда сено окончательно ломалось и комкалось, превращаясь в труху, чехол аккуратно распарывали, сжигали «начинку» и набивали свежим сеном. За зиму такую процедуру приходилось повторять три-четыре раза!

Во время сенокоса мы не забывали и про огород – собирали ягоды. Варили, сушили, мочили, заливали медом или засыпали сахаром. Так же старательно сохраняли овощи. Печник оказался великим мастером и без нашей просьбы выложил на всех печах не только удобные теплые лежанки, но и специальные полочки для сушки трав и ягод. Так что теперь принятые в дом юнцы таскали из леса грибы, собирали лекарственные растения, и все старательно сушили на специальных плетеных подносах.

Суете пролетел июль, настал август. Месяц щедрый, но полный забот. Я крутилась по хозяйству наравне с госпожой Шиарой, позабыв обо всем.

Всю зиму и весну граф Этуш писал мне, радовался моим успехам, а потом вдруг пропал. За страдой я и не заметила, а когда спохватилась, мне, как и всем подданным графа имеющим благородное происхождение доставили конверт, перевязанный черной лентой. Я плакала. Я рыдала так, что потеряла голос и голова гудела потом два дня. А на третий госпожа Шиара принесла мне еще один конверт, последнее письмо графа.

В нем мой дорогой наставник раскрыл мне тайну моих слез.