– Приехали люди под графским флагом, бумагу с печатью привезли, мол дело к хозяйке есть, а потом горничную в заложницы взяли и давай домом заправлять.
В деревню правда приезжие не совались, маловато их было, а управляющий объяснил магу, что должен там появляться, вот и смог записочку с парнишкой передать, пока его охрану сбитнем поили.
Во время уборки горничные нашли развороченный тайник и целую груду разноцветного жемчуга, в очередной раз подтвердившего, что все сказанное магом – правда. Рыцарь посмотрел на это богатство, и велел, не прикасаясь собрать в мешок, и убрал найденное в отремонтированный тайник. Он не хуже мага знал некоторые особенности магического богатства. Оно становилось твоим только в том случае, если владелец отдавал тебе его добровольно. В противном – могло убить, не взирая на охрану и магию.
Утром выяснилось, что маг сбежал, а ниубы тихо сидят в подвале. Подойдя к двери, сэр Джерис постарался внятно объяснить великанам, что их хозяин сбежал, не заплатив, и если они захотят уйти, им никто не станет препятствовать, а если захотят остаться, то жалование им положат неплохое.
Старый рыцарь вовсе не был добрячком и все просчитал, выслушав госпожу Шиару. Почтенная дама рассказала, что два чернокожих великана единственные из всей гоп-компании не приставали к женщинам, благодарили за еду, ходили в баню и убирали в отведенной им комнате. Кроме того, по опыту он знал, что ниубы теплолюбивы и выгонять их сейчас в зимний лес, это значит получить проблемы на дороге. Пусть лучше сидят у печи, охраняя селян от самих себя.
Телохранители подумав согласились на условия сэра Джериса, согласившись остаться до весны.
– Тепло станет – пойдем мага искать, – сказал тот, что был чуть пониже.
– Зачем? – удивился господин Данстан.
– Долг забирать, – белозубо улыбнулся другой.
Зубы у великанов были подпилены, и улыбка выглядела жутковато. На следующий день после битвы сэр Джерис написал своей юной хозяйке обстоятельное письмо обо всем происшедшем, добавил пару строк про жемчуг, а потом привязал письмо к горшочку меда и велел мальчишке снести гостинец в лес и крикнуть Мать леса, чтобы забрала подарочек. Парень вернулся быстро, но сказал, что все сделал. А поутру на крыльце нашли берестяной коробок с ответным посланием.
Про девочку я все же узнала – когда остальные обитательницы длинного дома вернулись от своих наставниц в ремесле. Ульфелла нехотя рассказала им, что девочку просто выгнали из дома. Она сирота, но стала слишком красивой и невольно принялась отбивать женихов у хозяйских дочек.
Я только головой сочувственно покачала: особой красотой это полудетское тело не блистало, но в деревнях рано выдавали замуж. А уж вспомнив свое приютское детство, я прониклась к сироте особенным сочувствием – нам повезло, граф берег воспитанниц и выдавал замуж. Но среди воспитателей ходили слухи о том, что некоторые состоятельные дворяне превращали воспитанниц в постельные игрушки для утехи знатных гостей.
Перекусив и познакомившись с другими обитательницами дома, я почувствовала, что этот день переполнил чашу впечатлений. Простившись со всеми, я ушла в свой закуток, разделась до рубашки и легла спать. А среди ночи проснулась от неуверенных шагов. Наверное, сработала детская привычка – в приюте я смотрела за младшими, я вскочила, увидела фигуру в светлой рубашке и шепотом спросила:
– Пить или в туалет?
Фигура затопталась, и я за руку отвела новенькую девчонку к ночному горшку, спрятанному за занавеской, а потом дала допить остывший отвар. Она не хотела отпускать мою руку в полусне, а я страшно устала, и сама хотела спать не меньше. В результате утром нас разбудило недовольное пыхтение Ульфеллы, которая обнаружила нас в одной постели под перекрученным и сбитым одеялом.
К обеду мы убедились – девочка чудо как хороша. Она двигалась легко и быстро, как капелька воды, скользящая по стеклу и тем невольно притягивала взгляды. Ее светлые волосы были обрезаны, но я отыскала в своих сумках ремешок, расшитый шелком и подарила Кинне, так звали девчонку. Уля нашла ей теплые валенки на маленькую ногу, еще одна женщина принесла теплую юбку, из которой выросла ее дочь. Кофты по размеру не нашли, и просто замотали девчонку поверх рубахи шалью крест-накрест, как младенца.
– Пока сойдет, – резюмировала старшая, явившись в дом.
Она расспросила Кинну, что та умеет делать, чем ей нравится заниматься и определила ей ходить ловить рыбу, и сеять лен.
– А пока зима, сошьешь себе одежду, – постановила старшая и выдала новенькой из общих запасов несколько отрезов ткани, нитки и одну единственную иголку. Остальные обитательницы длинного дома тут же принялись давать советы, обсуждать фасон, а девчонка испуганно спряталась за мою спину и сверкала оттуда голубыми глазищами, отрицательно мотая головой.
Амарилла тяжело вздохнула:
– Ой, Констанция, я и не разглядела! Кинна же полукровка! Теперь она к тебе как банный лист пристанет, придется тебе с ней шить.
– Полукровка? – я посмотрела на девчонку и ни каких особенных признаком не увидела.