Сияние снегов

Во мне проснулось сердце эллина.
Я вижу сосны, жаб, ежа
и радуюсь, что роща зелена
и что вода в пруду свежа.

Не называйте неудачником.
Я всем удачам предпочел
сбежать с дорожным чемоданчиком
в страну травы, в отчизну пчел.

Люблю мальчишек, закопавшихся
в песок на теплом берегу,
и – каюсь – каждую купальщицу
в нескромных взорах берегу.

Благословенны дни безделия
с подругой доброй средь дубрав,
когда мы оба, как бестелые,
лежим, весь бор в себя вобрав.

Мы ездили на хутор Коробов,
на кручи солнца, в край лесов.
Он весь звенел от шурких шорохов
и соловьиных голосов.

Мы ничего с тобой не нажили,
привыкли к всяческой беде.
Но эти чащи были нашими,
мы в них стояли, обалдев.

Уху варили, чушь пороли,
ловили с лодки щук-раззяв
и ночевали на пароме,
травы на бревна набросав.

О, если б кто в ладонях любящих
сумел до старости донесть
в кувшинках, в камышовых трубочках
до дна светящийся Донец!..

Плескалась рыба, бились хвостики.
Реки и леса красота,
казалось, вся в пахучем воздухе
с росой и светом разлита.

Скорей, любимая, приблизься.
Я этот мир тебе дарю.
Я в нем любил лесные листья
и славил зелень и зарю.

Счастливый, брошусь под деревья.
Да в их дыханье обрету
к земле высокое доверье,
гармонию и доброту.

1961

«Солнце палит люто…»

Солнце палит люто.
Сердце просит лёта.
Сколько зноя лито!
Здравствуй, жизни лето!

Отшумели весны.
Отгорели годы.
Опустились весла
в голубые воды.

Стали ночи кратки,
стали дни пекучи.
На поля, на грядки
каплет пот текучий.

В поле пляшут мошки,
небосвод распахнут,
и цветы картошки
одуряя пахнут.

О девичьи щеки,
что румянец жжет их, –
золотые пчелки
на колосьях желтых!..

А в ночи ветвями
заколышет ветер,
и еще медвяней
от полей повеет.

Говоришь, озябла?
Ну так ляг же рядом.
А с дерев, а с яблонь
так и сыплет градом…

Мы недаром стали
и сильней, и зорче,
и уста с устами
говорят без желчи.

Солнце палит люто.
Сердце просит лёта.
Сколько зноя лито!
Здравствуй, жизни лето!

Не позднее 1962

Белые кувшинки