Тревога гнала его вперед, а он думал: не лучше ли вернуться? Его машина стоит на набережной – всего в пяти минутах отсюда. Наверное, это мальчишки, которых он видел в павильоне игровых автоматов, пошли за ним, чтобы отомстить, – возможно, с ножами и разбитыми бутылками. Наверняка они знают, как всем этим пользоваться, – спасибо телевизору. Его каблуки стучали в тишине. Выходы из проулка чернели между домами. Стоун пытался бежать как можно тише. Мальчишки совсем не издавали шума, по крайней мере, он их не слышал. Если они навалятся скопом, то переломают ему кости. В его возрасте это более чем опасно. Еще один выход мелькнул между домами, зловеще тяжелыми и спокойными. Как бы то ни было, падать нельзя. Если мальчишки повиснут у него на руках, останется только звать на помощь.
Дома на одной стороне улицы отшатнулись – она повернула. Те, что напротив, придвинулись ближе. Перед Стоуном за листом ржавой жести раскинулась старая ярмарка.
Он остановился, пыхтя, пытаясь успокоить дыхание, пока оно не заглушило звуки в проулке. Там, где он надеялся найти ярко освещенный выход на набережную, обе стороны улицы словно обрубили, ее перегораживала жестяная стена. Правда, в центре лист отогнули, как крышку, – среди четких теней и залитых лунным светом надписей зияла дыра с неровными краями. Ярмарка была закрыта и безлюдна.
Осознав, что последний возможный выход остался далеко за поворотом, Стоун пролез в дыру. Он посмотрел на улицу – пустую, если не считать осколков и обломков кирпича. До него дошло, что, возможно, это были не мальчишки с ярмарки. Он опустил кусок жести, закрывая дыру, и огляделся.
Круглые балаганчики, длинные тиры, низкие американские горки, корабль и сумасшедший дом бросали друг на друга тени и сливались с тьмой на петляющих вокруг дорожках. Даже карусель тонула во мраке, ниспадавшем с шатра. Ее доски, как было видно в лунном свете, рассохлись, краска облупилась. Но между замерших машин и киосков один аттракцион слабо мерцал – Поезд-призрак.
Стоун двинулся к нему. Фасад поезда источал слабое зеленоватое сияние, с первого взгляда похожее на лунный свет, но ярче лунного молока, разлитого по соседним аттракционам. Стоун увидел один вагончик на рельсах – у самого входа. Приблизившись, он краем глаза заметил группу мужчин, возможно, хозяев ярмарки. Размахивая руками, они разговаривали в тени меж двух аттракционов. Значит, здесь все же есть люди. Наверное, они уже закрываются, но, возможно, не станут возражать, если он прокатится, учитывая, что Поезд-призрак еще сияет. Стоун надеялся, что они не видели, как он пролез в дыру в ограждении.
Когда Стоун подошел к аттракциону и заметил, что причиной сияния был слой светящейся краски, поблекшей и старой, до него долетел громкий лязг жестяного листа. Наверное, кто-то бросил в стену кирпич или вновь отогнул рваную «дверцу» – балаганчики загораживали обзор. Стоун быстро огляделся, пытаясь отыскать другой выход, но не смог его найти. Похоже, он оказался в тупике. Лучше всего оставаться на месте. Он не доверял хозяевам ярмарки: они наверняка жили неподалеку и могли знать этих мальчишек или даже растить их. Как-то в детстве он побежал жаловаться к взрослому, и тот не помог ему, оказавшись отцом его недруга. Стоун забрался в вагончик Поезда-призрака.
Ничего не случилось. Никто не шел к аттракциону. Он прислушался. Ни мальчишки, если они здесь и были, ни работники ярмарки не приближались. Если он подаст голос, преследователи услышат его. Вместо этого взбешенный и испуганный Стоун стал пинать металлическое чрево вагончика.
Словно отозвавшись, тот дернулся и покатился по рельсам – под уклон, нырнув во мрак, царивший за дверями Поезда-призрака.
На невидимом грохочущем повороте Стоуну, окруженному шумом и тьмой, показалось, что он бредит. Ему вспомнились его детская кровать – плот в штормовом море – и льющийся сверху, словно живой мрак. Зачем, черт подери, он решил прокатиться? В детстве ему никогда не нравились поезда-призраки, и, став старше, Стоун неосознанно избегал их. Он поддался панике. Мальчишки могли ждать его на выходе. Что ж, в этом случае надо будет позвать работника аттракциона. Он откинулся назад, стискивая деревянное сиденье обеими руками, и утонул в скрипе металла, рывках вагончика и темноте.
Тревога насчет завершения поездки немного утихла, и Стоун вспомнил еще кое-что – впечатление, слабое, как обмелевший ручей.
Когда вагончик вписался в первый поворот, он заметил светящиеся очертания – одно и другое. Они сразу же отшатнулись, и Стоун не успел их рассмотреть. Он решил, что это были лица мужчины и женщины, глядевшие на него сверху вниз. Они тут же скрылись во тьме, а может, утонули в ней. Почему-то ему показалось очень важным запомнить их выражения.