Читаем Сикарио полностью

У меня возникло такое ощущение, что мир перестал вращаться вместе с винтом, и вместо привычной уже ревущей пены, появилась спокойная, прозрачная вода, сквозь которую можно было видеть камни на дне.

Я думал, что умер.

Клянусь вам. Минут, наверное, десять у меня было такое чувство, будто все наконец-то кончилось и для меня, и я вошел в тот длинный туннель полный света и спокойствия, который, как говорят, ожидает каждого покойника.

Потом, судя по всему, началась разгрузка, уровень воды стал опускаться. И когда вода ушла вниз на полметра от верхнего края свода, открыв выход, я вскарабкался на руль, выглянул наружу и осмотрелся по сторонам.

Не так много удалось разглядеть. С одной стороны виднелась какая-то башня, от которой к кораблю шли трубы и шланги, чуть дальше, на расстоянии, наверное, с километр располагался пляж с небольшими домиками, разбросанными по всей его длине. А еще дальше, достаточно далеко, поднимались большие здания из сверкающего стекла.

Это, судя по всему, и были Штаты.

Я вернулся, чтобы рассказать Луне, но она меня не слушала.

Я кричал на неё, я тормошил и толкал её, и, не сдержавшись, влепил несколько пощёчин, но все было напрасно, она оставалась в той же позе, сжавшись в комок, ни на что не реагировала, и хоть глаза её были широко раскрыты и смотрели прямо на меня, но меня она не видела, словно перед ней стояла не проницаемая стена.

И тогда я заплакал. И плакал, наверное, полчаса, а может и больше.

Представляете, что значит видеть её в таком состоянии, превратившуюся в неодушевленный предмет, в своего рода растение, или в огромный зародыш, отказывающийся выбраться из лона матери. Видеть и понимать, что я потерял здесь единственное существо в этом мире, сделавшее меня счастливым.

И что такого в том, что я – мужчина, и плакал? Плакал перед трупом моего друга и того немного, что осталось от женщины, которую любил. И перед кем я должен был сдерживаться?

В течение многих часов я просидел там перед ней, рассказывая свою жизнь, точно так же, как это делал для вас и не нашел в ней, в своей жизни, ничего такого, чтобы стоило хоть какого-нибудь продолжения.

Хотя нет, кое-что осталась. Осталась ненависть. Ненависть или, если уж быть совсем точным, огромное желание отомстить, и было это чувство настолько сильным, что желчь хлестала из меня пенным потоком, и если бы сам Господь появился передо мной в тот момент, то я, не задумываясь, всадил бы в него всю обойму.

Так уж получилось, и вы, наверное, согласитесь, что меня подвели к такому краю, куда человек не должен подходить даже близко.

Меня толкнули далеко за пределы того, что обыкновенный человек может вытерпеть.

И кто-то должен был заплатить за все это.

Глядя на Романа Моралеса и на Луну, я поклялся, что отомщу, и что любой ценой исполню эту клятву.

Час спустя, уже достаточно успокоившись, я надул плот и оставил его висеть на перекладинах, а когда наступила ночь, спустил на воду, погрузил туда оба чемодана и Марию Луну.

Умеете ли вы грести? Я нет. Вы не представляете как это должно было бы выглядеть смешно, когда смотришь на огни на берегу, понимаешь, что они не далеко от тебя, почти на расстоянии вытянутой руки, и, тем не менее, не можешь сдвинуться с места, потому что этот плот все время крутится, как придурошный, на одном месте.

А на том плоте твоя любимая женщина и наркотики на полтора миллиона долларов.

Любопытная ситуация, не правда ли? Я совсем не представлял где нахожусь и в каком направлении двигаюсь. После того грохота я не слышал ровным счетом ничего, и если бы рядом, метрах в пяти, завыла сирена, то я бы даже не обернулся, и вдобавок ко всем несчастьям я потерял одно весло, что, в конце концов, оказалось не так уж плохо, поскольку я бросил свои безуспешные попытки грести веслами, а просто лег на живот на носу плота и начал подгребать руками, держа курс на ближайший ко мне огонек на берегу.

Не смейтесь, у меня ушла почти вся ночь на то, чтобы преодолеть расстояние немногим более одного километра и только под утро с большим трудом я добрался до берега и вылез на твердую землю, правда достаточно далеко от того места, куда вначале планировал высадиться. Попал туда, куда меня море отнесло.

К счастью вокруг не было ни одной живой души, и я смог спокойно спрятать чемоданы, плот и уложил Луну в каких-то кустах, прикрыв ветвями.

Она продолжала молчать и ни на что не реагировала.

У меня была небольшая надежда, что как только мы окажемся вдалеке от корабля, под горячими лучами солнца, то все поменяется, но то были тщетные надежды, все оказалось бесполезным, она продолжала лежать не шевелясь, будто замерзла, и, казалось, что ничего не осталось в этом мире, способное отогреть её.

Я не знал, что делать.

Вы понимаете меня… Правда, понимаете? Я находился на берегу огромного залива, позади виднелся город, вдалеке несколько кораблей, стоящих на якоре, за спиной проходило широкое шоссе, по которому то и дело проносились современные автомобили и огромные грузовики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии