Он вдруг хмыкнул, но ничего не сказал. А Гермиона продолжала смотреть: и когда он выкладывал вещи из сумки, и когда начал варить зелье.
Наконец Малфой пробормотал:
— Не навреди самой себе, Грейнджер.
За несколько дней, что действовало зелье, Гермиона успела разглядеть некоторые уголки его сознания. Теперь любопытство заставляло ее сожалеть и тревожиться — его мысли так и останутся тайной за семью печатями.
Его шпильки, неуместные и крутящиеся в сексуальной плоскости, очаровательные комплименты ее выдающемуся уму — все это было на поверхности, но должно же что-то скрываться там, на глубине?
Неужели ее собственные чувства выходят за рамки дозволенного?
Из-за многолетней вражды Гермиона никогда не задумывалась, какой он — Драко Малфой? Ее удивляло, что Малфой, кажется, и не очень изменился во время войны. Но при этом он собирался очиститься от темной метки и, возможно, жалел, что оказался не на той стороне.
— Не могла бы ты остановиться, — сквозь зубы процедил Малфой, уставившийся на стол. — Если есть вопросы, просто задавай, не стесняйся.
Ей понадобилась секунда, чтобы собраться с духом.
— Что все это значит? Почему ты прекратил донимать меня из-за моих мыслей?
— Ты просила остановиться, я остановился. Ты, оказывается, не знаешь, чего хочешь.
— Я хочу побольше узнать о тебе, — слова вырвались прежде, чем она успела подумать.
На лице Малфоя отразилось изумление. Он поднял голову и, встретившись с Гермионой взглядом, начал:
— Обо мне не так уж много можно рассказать. Посредственный Пожиратель Смерти, едва избежал тюремного заключения, теперь настоящий затворник. Едкий, жестокий, язвительный, богатый.
А она вдруг стала добавлять:
— Вдумчивый. Артистичный, умный, творческий.
Его губы тут же плотно сжались.
— Какая разница? Я просто получаю удовольствие. Да, меня к тебе влечет, но не думай, что это серьезно.
— Несерьезно? — в горле пересохло. — Ты ведь говорил, что тебе нравится мой ум.
— Он завораживает. Как и твоя сердобольная гриффиндорская натура.
Глубокий вдох. Раз у Малфоя вышло спроецировать ей в сознании свою эротическую фантазию, то и у нее выйдет спроецировать свою.
Он вкладывает свою руку в ее, переплетает пальцы. С улыбкой касается губами виска, притягивает ее ближе. Нежно гладит обнаженную кожу. Бормочет что-то неразборчивое, и она прижимается к нему.
Малфой раскрыл рот, с удивлением уставившись на нее, но ничего не сказал.
— Вот что я должна была выловить в твоих мыслях? — Гермиона выдохнула. — Этого ты хотел? Не так уж и сексуально.
— О нет, еще как сексуально, — выдавил он. — Потому что этому никогда не бывать. Мне никогда не завоевать твое сердце.
Но она снова принялась передавать ему образ за образом.
— А тебе не кажется, что последнее слово здесь за мной.
Всхлип вырывается из ее горла, стоит только ей к нему прижаться. Он обхватывает ее грудь, губами захватывает нежную кожу у горла.
Малфой не отвечал — только тупо таращился и будто готовился сбежать.
— Что за мысли ты от меня скрывал?
— Точно не о твоей заднице, -выдохнул он, проведя рукой по волосам. Гермиона заметила и его быстро вздымающуюся грудь, и покрасневшие щеки. — Грейнджер, пожалуйста, прекрати.
Его нежные пальцы скользят под юбку, обхватывают задницу. Он входит. Она поворачивает голову, находит своими губами его.
Смущенно отведя взгляд, Гермиона спросила:
— Разве ты ничего не понимаешь?
Он лишь покачал головой.
— Я ведь не нужен тебе, Грейнджер. Я никому не нужен больше, чем на одну ночь.
— Может, ты лучше, чем думаешь, — она сделала несколько шагов вперед. — Ты никого к себе не подпускаешь, прячешься за бравадой, потому что считаешь себя недостойным.
Она обошла стол и продолжила.
— Может, ты посредственный Пожиратель Смерти, потому что ты создан для другого. И, может, ты не попал в Азкабан, потому что… заслуживаешь второго шанса.
Тяжело дыша, Малфой посмотрел на нее и скользнул пальцами по тыльной стороне её руки.
— Грейнджер, ты…
Но Гермиона вдруг приподнялась на цыпочки и, положив руку ему на грудь, легко коснулась губами его губ, как бы дразня. Отстранилась.
Она выдержала его взгляд, хотя знала: он слышал каждую ее мысль, даже самую неприличную, и при этом продолжал закрывать свои.
Но потом он вдруг поцеловал ее. Стена рухнула, и мысли, хлынувшие из-за нее, накрыли Гермиону с головой. А Малфой тем временем запустил пальцы в ее волосы, вырвав из ее груди судорожный вздох и заставив обхватить себя за шею.
Одна из рук Малфоя скользнула ей на поясницу, прижимая ее тело к своему.
Его мысли смешались с ее собственными, открытыми как книга, и Гермиона остро ощутила, как крепко он к ней прижимается, целуя лицо, шею.
Закинув ноги ему на талию, Гермиона застонала — Малфой захватил губами кожу у ее ключиц. Желание в животе скрутилось тугой пружиной, и Гермиона потянула его рубашку вверх.