Сначала грянул резкий, неожиданный, а от этого ещё более шокирующий, рёв нескольких невидимых хриплых глоток, от которого войско орков смешалось и дрогнуло. Даже главнокомандующий, не без основания считавший себя отважным — ощутил, как у него мелко задрожали колени, ослабели ноги, и спина покрылась противным холодным потом. А затем… главнокомандующему показалось, что из ворот выметнулось несколько серых камней, которые наперебой покатились к несколько разупорядоченному строю орков. Главнокомандующий даже ущипнул себя за руку — уж не сон ли это? Было больно, но камни никуда не исчезли. И лишь когда они остановились возле самого строя ближайшего к воротам отряда орков, и над ними дружно взметнулись тяжёлые боевые топоры, и ещё раз грянул хриплый клич, даже громче прежнего — главнокомандующий с ужасом понял, что за новая напасть свалилась на его многострадальную голову.
Гномы.
Боевые гномы из клана Воинов.
Ужас орочьего войска.
Гномы выглядели абсолютно так же, как на гравюрах в старинных книгах, которые главнокомандующий запоем листал во времена учёбы, тайно проникая в библиотеку по ночам. Тайно — потому что посещение библиотек, как и чтение книг, в которых текста больше, чем картинок — командованием не поощрялось, хотя никаких официальных запретов на посещение библиотеки не было. Кадетов, уличённых в чтении, официальным образом не наказывали — всё-таки свободная страна, каждый вправе делать что хочет… Но командование очень быстро доводило информацию о
Но поделать с собой он ничего не мог — тяга к знаниям была сильнее. Главнокомандующий себя убеждал, что это тяга не столько к знаниям, сколько к будущему высокому положению, которое эти знания ему помогут завоевать… Но в глубине души он понимал, что эти убеждения безосновательны. Орк хорошо помнил ту восхитительную смесь страха и восторга, с которой он, соблюдая все мыслимые и немыслимые предосторожности, крался ночью в библиотеку, и почти до рассвета запоем читал, читал, читал…
Пред его глазами развёртывались картины старинных сражений, притом далеко не всегда успешных для орков, но глупые древние почему-то считали, что об этом надо знать, чтобы не повторять ошибок. Вместе с авторами он проходил тропами древних битв, пытался докричаться до древних полководцев, уныло глядящих с пыльных страниц, и подсказать, как нужно атаковать эльфийский строй, какое построение эффективно на равнине, а какое — в горах, сильные и слабые стороны человеческой армии, тактику действий в лесу…
А потом он весь день клевал носом, как, впрочем, и большая часть его соучеников — ибо скука и невнятность изложения убивали всякий интерес. Спать на лекциях не возбранялось. А, кроме того, главнокомандующий искренне не понимал, как им может пригодиться в будущей жизни большая часть того, что им рассказывают, тем более, что это очень слабо соотносилось с реальной жизнью. Каково было после прослушивания лекций о несчастных, обижаемых всеми гоблинах, столкнуться с ними в жизни — где одно неосторожно сказанное слово в их адрес могло повлечь за собой страшные последствия? Каково слушать о свободе и магократии, якобы царящих в их обществе — где за один косой взгляд в сторону гоблина орк мог поплатиться свободой? Однажды он рискнул задать эти вопросы преподавателю — и после нескольких суток в карцере понял, что лучше не продолжать. Поэтому по ночам его неудержимо влекло в библиотеку, где он пытался найти ответы на эти и другие вопросы.
— Сомкнуть ряды! — заорал главнокомандующий, отбрасывая в сторону воспоминания, промелькнувшие за долю мгновения перед его глазами. — Держать строй! Наносить колющие удары! Цельтесь в сочленения доспехов!
Память услужливо предоставила взору изображения древних страниц в тёмном зале библиотеки, с которых скалились боевые гномы, и где древние авторы обсуждали, размышляли, спорили о том, как эффективнее всего с ними бороться. Все сходились на одном — рубящим ударом броню боевого гнома пробить невозможно. Колющий удар, нанесённый с достаточной силой в сочленение доспеха, давал шанс пробить его. Древние авторы оценивали этот шанс примерно как один к трём; маловато, конечно, но гораздо лучше, чем ничего.