Сила и слава

Он прошел мимо сельской школы. На ступеньках сидел учитель — тучный молодой человек с темно-карими глазами в роговых очках. Когда он увидел приближающегося священника, он демонстративно отвернулся: перед ним был неблагонадежный элемент, и он не желал знаться с нарушителем закона. Он принялся педантично и самодовольно делать замечание кому-то, скрытому его спиной. Что-то насчет младшего класса. Какая-то женщина поцеловала руку священника; странно вновь быть желанным гостем, а не вестником смерти.

— Отец, вы примете наши исповеди? — спросила женщина.

— Да-да, в амбаре сеньора Лера. Перед службой, — ответил он. — Я буду там в пять. Как только рассветет.

— Но нас так много, отец…

— Тогда и сегодня вечером… в восемь.

— У нас много детей, отец, которых надо покрестить. Три года здесь не было священника.

— Я пробуду у вас еще два дня.

— Сколько вы будете брать с нас, отец?

— Как обычно, два песо. — Он подумал: я должен нанять двух мулов и проводника. Добраться до Лас-Касаса — обойдется мне в пятьдесят песо. Пять песо за обедню, нужно еще сорок пять.

— Мы здесь очень бедны, отец, у меня четверо детей, — осторожно торговалась она. — Восемь песо — большие деньги.

— Что-то многовато у тебя детей, если священник здесь был всего три года назад.

Он почувствовал, как к нему возвращаются прежние властные приходские интонации, словно последние годы были сном и он никогда не расставался с приходскими союзами, «Обществом Детей Девы Марии» и ежедневными службами.

— Сколько всего некрещеных детей? — строго спросил он.

— С сотню наберется, отец.

Он подсчитал в уме: значит, в Лас-Касас он явится не нищим, он сможет купить приличный костюм, найти хорошую квартиру, устроиться…

— Ты можешь заплатить по полтора песо за каждого, — сказал он.

— Одно песо, отец! Мы так бедны.

— Полтора.

В его ушах зазвучал решительный голос из прошлого: «Они не ценят того, за что не платят, — так говорил старик священник, у которого он принял приход в Консепсьоне. — Они вечно твердят, что бедны, — объяснял старик, — что умирают с голоду, но где-нибудь в кувшине у них обязательно есть небольшой запас денег».

— Приходите с деньгами и детьми в амбар сеньора Лера завтра в два.

— Хорошо, отец.

Это, по-видимому, ее устраивало: она выторговала по пятьдесят сентаво с головы.

Священник двинулся дальше. Скажем, сто детей, — думал он, — это значит, вместе с завтрашней службой — это будет сто шестьдесят песо. Быть может, мне удастся добыть мула и проводника за сорок песо. Сеньор Лер снабдит меня едой на неделю. У меня останется сто двадцать песо. После всех этих лет такая сумма была почти богатством. Когда он шел, то чувствовал уважение встречных: завидя его, мужчины снимали шляпы. Он словно вернулся в прошлое, — к временам до гонений. Он ощущал, что входит в прежнюю привычную колею, точно в готовый футляр, который заставлял его высоко держать голову, определял его походку и даже диктовал слова.

— Отец! — раздался голос из трактира: толстый человек с тройным подбородком коммерсанта, несмотря на жару, в жилете, с цепочкой от часов.

— Я вас слушаю, — сказал священник.

Позади этого мужчины стояли бутылки минеральной, пива и спиртного. Священник вошел с пыльной улицы под свет жаркой лампы.

— В чем дело? — спросил он с нетерпимой властностью, такой новой для него и такой привычной.

— Отец, вам, наверное, нужно вино для богослужения?

— Да, но вам придется отпустить мне в долг.

— Сло́ва священника для меня более чем достаточно. Я человек набожный. Вообще вся эта деревня набожная. У вас наверняка будут крестины. — Он наклонился к нему с жадным выражением; вид у него был одновременно почтительный и фамильярный, как при разговоре с образованным человеком своего круга.

— Может быть, может быть…

Трактирщик понимающе улыбнулся, — казалось, он хотел подчеркнуть, что между такими людьми, как они, все ясно без объяснений: «мы друг друга понимаем».

— В прежние времена, — сказал он, — когда церковь действовала, я был казначей «Общества Святого Причастия». Я добрый католик, отец. Народ здесь, конечно, очень невежественный. Не окажете ли вы мне честь выпить стаканчик бренди?

По-своему он был вполне искренен. Священник сказал, поколебавшись:

— Вы очень любезны.

Два стаканчика стояли уже наполненные; священник вспомнил, как пил в последний раз, сидя в темноте на койке, слушая шефа полиции, и смотрел, как исчезало вино по мере того, как темнело… Рука памяти срывала с него маску и обнажала его сущность. От запаха бренди во рту у него пересохло. «Вот артист! — думал он про себя. — Мне нечего здесь делать, среди порядочных людей». Он повертел стакан в руке, и вместе с ним в его глазах поплыли и все другие стаканы: вспомнился зубной врач, который рассказывал ему о своих детях, Мария, выкапывающая из земли бутылку спиртного, которое она сберегла для него, попа-пропойцы.

Он неохотно выпил.

— Это хороший бренди, — сказал мужчина.

— Да, хороший.

— Я могу уступить дюжину бутылок за шестьдесят песо.

— Откуда у меня шестьдесят песо?