— Нет, Палач Лиангахара. У темесцев шесть полков, да и у меня в городе полторы тысячи сторонников. Мятежники располагают двумя полками, да еще какое-то количество бойцов высадил Элрик в порту. Мы скоро вернем береговые орудия.
— Сомневаюсь. Во-первых, Элрик высадил не «сколько-то», а пять полков, и уже занял весь припортовый район. Во-вторых, в бой вступили жрецы Аргелеба, в том числе, по некоторым данным, самые сильные бойцы среди них. Их немного, всего сотни три, но там каждый стоит десятерых. В-третьих, в тюрьме, где вы заперли пленных, произошло восстание, они захватили оружие и уже начали зачистку города от ваших сторонников и темесцев. Знаете, кто их возглавляет? Твоя невзрачная женушка, Атталика Бонар.
— Ну, с таким полководцем они нам не опасны, — хохочет Эмерик.
— Как раз наоборот. Она сделает все, чтобы отомстить. Подумай об этом…
— Но на море Элрик проиграет сражение, а в конечном итоге от этого зависит и исход боев в городе.
— И тут ты не прав. Я не знаю, что сделает Элрик, но мы оба хорошо знаем, как он воевал с темесцами раньше. Мне кажется, разделив флот, Джустиниани сделал то, чего хотел Элрик, и эрхавенец ему просто подыграл. Нет, Бертье, как хотите, а если вы немедленно не воспользуетесь магией, вы наверняка проиграете сражение на море и точно — на суше. Но за все в этом мире надо платить, за все, мой друг…
— Вы рассуждаете как куртизанка.
— В каждом из нас живет куртизанка, даже в мужиках, — философски произносит Натан. — И, в сущности, все мы куртизанки, только разные. Одни продают красоту, другие мозги, третьи — ноги, кулаки и то, что в них зажато, четвертые — магию, пятые — истину (это я о политиках и проповедниках вроде нас с вами)… Одним кажется царской платой миска объедков и кружка дрянного пива, другим мало и царства. Те куртизанки, которые торгуют любовью, самые честные — они не рядятся в одежды святош. Так вот, моя цена — твое послушание. После победы вы уничтожите Храм Аргелеба и введешь здесь озианство.
— А если обману?
— Я наложу на вас кое-какое заклятие. Снять его не сможет никто рангом ниже Высшего жреца, если вы попытаетесь обмануть или хотя бы об этом подумаете — магия сотворит с вами такое, что вы не можете себе даже представить. Ясно?
— Да…
— Согласен?
— А куда деваться?
— Можешь сдаться Элрику, но тогда я позабочусь, чтобы он узнал все подробности вашей с Атталикой семейной жизни, включая то, что с ней сотворили ваши придурки, охранявшите ее камеру. Их тела лежат рядом с ее кроватью без штанов. Думаю, ваши вопли стихнут нескоро… Что вам больше нравится, власть или дыба?
— Я… согласен.
— Отлично. Займемся делом.
— Когда наложите заклятие?
— Уже наложил, еще до нашего разговора. Я знал, что ты согласишься.
— Что вы сделаете с ними?
— Увидишь. Начну с того полка, в котором твоя ненаглядная женушка. Она мне пригодится для… хмм, как бы сказать… опытов. Все-таки дочка Элрика Бонара — через нее и его самого достанем. Прикажи своим сторонникам и одному полку темесцев выйти из боя и развернуться лицом на север. Думаю, этого хватит.
Солдаты двигаются на юго-запад, сметая наспех выстроенные кордоны темесцев. Захватчики опасались толп взбунтовавшихся горожан, могущих в самый неподходящий момент ударить в тыл, но не двух полков опытных и очень злых на темесцев солдат. В каждом из таких случаев тавалленцы, построившись плотными штурмовыми колоннами, пользуясь поддержкой пушек и арбалетчиков, прорывались почти без потерь, зато путь полков отмечали десятки трупов темесцев. Тогда захватчики переменили тактику и стали нападать из засад, скрываясь в домах.
Первая такая неприятность случилась с передовой ротой полка Лепажа. Когда она проходила по Грязной улице, на нее обрушился ливень стрел. Бойцы рассыпаются по подворотням (действительно, просто утопающим в зловонных отбросах) и яростно отстреливаются, из ворот одного дома вырывается волна латников, бросившихся на роту. Тавалленцы бегут навстречу, на узенькой кривой улочке начинается яростная и беспорядочная рубка. Стрелы из домов летят и летят: темесцы, стреляющие из узких окон, могут не опасаться ответных стрел, тавалленцы один за другим падают на немощеную улицу.
К Лепажу мчится гонец: мол, самим нам не прорваться, помогите.
— Они перебьют всю роту! — скрипит зубами Лепаж. — А пока мы тут топчемся, подбросят войск…
— А обойти нельзя? — спросила Атталика.
Полковник вспоминает расположение улиц, потом с досадой махает рукой.
— Нет, тут не обойти. С обеих сторон заборы глухие. Придется возвращаться и пройти не меньше лишней мили. Мы потеряем полчаса на обход, а они за это время подтянут подкрепления, пушки, и нам станет не до наступления…
— Насколько это плохо?
— Очень плохо. Разведчики сообщают, что в городе высадились эрхавенцы — их примерно столько же, сколько и нас, и еще там, куда мы идем, сражаются два полка, которые не сдались в плен. Это еще тысяча семьсот. Итого нас в городе — одиннадцать тысяч триста. Еще на севере города взбунтовалось немало горожан. Не меньше тысячи, но у них ни оружия, ни выучки.
— А темесцев?