Сила Мира

— Не знала, что ты песни пишешь, — изумляется Неккара.

— Об этом вообще лишь Амме знает. И еще знали… скажем так, другие мои знакомые, которых уже нет в живых.

Она выразительно смотрит на Тетрика. Мол, спасибо, что сохранил тайну.

— Тогда ладно, — успокаивается Неккара. — Смотри, не посрами честь Храма!

— Обижаешь, Нек. Но… Знаешь, я всегда мечтала выступить на этом состязании — еще до Храма. Но смогла лишь сейчас, благодаря благой богине и ее Храму. Я сделаю все, чтобы о нас и дальше говорили, как о лучших.

— Надеюсь на тебя, Аэ. Завтра же и отправляйся.

Зал поистине огромен, стены и колонны облицованы нежно-зеленым малахитом. Даже Молитвенному залу Великого Храма Исмины, который когда-то потряс Тетрика, до ствангарского Зала Искусств далеко. Наверное, тут поместятся и тысяча, и пять тысяч человек. При этом зал устроен так, что совсем не ощущается духоты, все могут видеть и слышать, что происходит на широкой и гладкой каменной сцене.

Принять участие в состязании может каждый, у кого есть время и желание прийти, назвать имя одному из дворцовых клерков, а также соответствующий случаю наряд, по возможности и грим. Затем они могут показать свое мастерство в этом Зале. Здесь же они готовятся две недели к этому дню, оттачивая мастерство, чтобы, упаси Исмина, не оплошать во время состязания. Поэтому в предшествующие празднику две недели в зале не смолкает музыка, а на каменной сцене пляшут, поют и музицируют представители всех провинций Империи и многие чужестранцы. Говорят, бывают кханнамиты и аркотцы, но верится с трудом…

Соответственно, и допускаются в зал все желающие увидеть увлекательное, красочное зрелище длиной в две недели. Берется лишь небольшая, скорее символическая плата, которой, однако, хватает, чтобы сполна возместить понесенные казной расходы…

К Императору же допускаются лишь немногие — самые лучшие, кто удостоился наивысших похвал самого строгого ценителя, дворцового церемониймейстера. Их обычно набирается хорошо если две дюжины на несколько сот. Нужно знать и уметь существенно больше, чем знают и умеют в большинстве бродячих трупп, не говоря о простых горожанах. Таких приглашают в Малый тронный зал летнего дворца, что находился на островке посреди Венда. Там они проходят отбор куда строже, ибо судьи — лучшие знатоки искусства в Империи. Достаточно сказать, что среди зрителей будет императорская семья и большинство высших чиновников Империи. Случайные зрители, даже друзья и родственники исполнителей, туда уже не допускаются. Зато и награда лучших поэта, певца, музыканта и танцора ожидает поистине царская: им вручает ценные подарки сам Император, и, конечно, при желании они могут остаться при дворе, и в этом случае рассчитывать на немалое жалование…

— Как я выгляжу? — лукаво спрашивает Аэлла и встряхивает унизанной браслетами рукой. Раздается короткий, мелодичный перезвон. На ней, конечно, не священный храмовый наряд, но нечто, на него похожее. В таком костюме танцовщицам позволяется выступать вне храмов. Широкое покрывало-дупатта накрывает волосы, длинная юбка изящными складками ниспадает до земли, на груди — коротенькая кофточка-чоли, оставляющая открытым загорелый живот и руки. Наряд, пришедший из Аркота, только не Южного, родины талхи, а Северного.

— Как всегда, — бурчит Сати. Она страшно недовольна, что Аэлла отправляется выступать одна, но старшая подруга непреклонна: «Ты даже слов не знаешь!». И, поскольку возразить нечего, пуладжийке пришлось уступить.

Аэлла облизывает накрашенные губы. Уж скоро двадцать лет минет со дня, когда, одетая в пестрое от заплаток, но яркое платьице, она впервые вышла танцевать перед «почтеннейшей публикой». Но по-прежнему легкий, сладкий, радостный трепет охватывает женщину всякий раз, когда предстоит выход. Уже давным-давно он не мешает, не делает руки-ноги ватными, но сколько бы лет ни было — двенадцать ли, тридцать два ли — каждый раз сердце сладостно замирает, как перед свиданием.

Танцовщица вслушивается в мелодию и, уловив нужный момент, грациозными, стремительными, но в то же время плавными и естественными движениями выплывает на сцену. Зал взрывается приветственными криками.

Аэлла делает несколько стремительных поворотов и начинает танцевать выверенными, точными, единственно-верными движениями, не забывая ни одной мелочи. Ее умение совмещать движения всех частей тела и ничего не забывать, вызывает у Тетрика жгучую (правда, «белую») зависть. Руки, ноги, бедра, грудь, живот, шея, лицо — все действует согласованно, раскрывая перед зрителями стремительный, но четкий рисунок танца. На ее месте Тетрик наверняка бы что-нибудь забыл или сделал несвоевременно, за ним бы не следили, затаив дыхание…

На миг замерев в исполненной грации позе, набрав в легкие воздуха, Аэ запела, ее сильный, красивый голос разносится под сводами зала. Он отражается от сводов и колонн, доносится до каждого уголка здания, до каждого зрителя: