Хотя в славном Таваллене почитают прежде всего не Исмину, а Аргелеба (тоже, впрочем, отнюдь не противника любовных утех), никому и в голову не придет запрещать подобные невинные развлечения. Даже если они кончаются появлением маленьких тавалленцев. Ведь молодость проходит быстро! И царит на площади дух бесшабашного и непринужденного веселья, юности и — равенства, ибо праздник не будет праздником, если каждый начнет кичиться знатностью. По неписанным и негласным законам Площади Цветочниц, на ней все чины и титулы отменяются. Если ты решил скрасить жизнь и поискать счастья на Площади Цветочниц, оставь дома унылую физиономию, титулы и должности, скупость и солидность, и прими за равного любого — от нобиля или купца Первой Гильдии до подмастерья в залатанных штанах. Или босоногой девчонки-цветочницы, в честь которых названа площадь.
Только тут молоденький поваренок или контрабандист, отдыхающий от трудов праведных (и не очень), может закрутить роман с принцессой крови или дочкой члена магистрата. А какая-нибудь нищенка или гулящая девица — стать избранницей знаменитого на все Семиградье, да еще Ствангар, Аркот, Кханнам и Рыцарскую землю морехода. Или вспоминающего молодость преуспевающего негоцианта. Обычно любовь, освященная площадкой для танцев посреди Площади, бесследно исчезает, тая в свете зари, и таинственный незнакомец (или незнакомка) оставляют о себе лишь память на всю жизнь. Но случается, что она оказывается сильнее денег, власти, родственников, а подчас и самой смерти — и тогда становится одной из легенд Площади Цветочниц, которые частенько используются как повод познакомиться и не только.
До рассвета все искатели романтики и приключений равны. Поэтому почтенные семейства города готовы лечь костьми, но не пустить чад на ночную Площадь Цветочниц, а означенные чада рвутся туда всеми правдами и неправдами.
Но… Точно такая же площадь, хоть другой формы и размеров, есть и в столице Империи. Называется она похоже — Площадь Роз, и если б какой-нибудь волшебник переместил сюда гуляку с Площади цветочниц, тот бы и не заметил разницы: на обеих Площадях слышится самый разный говор. Строгий и чинный Ствангар-на-Венде здесь разительно, как по волшебству, меняется, превращаясь в убежище веселья и любви.
Аэлле всегда любила подобные праздники, последний страшный год словно исчез куда-то далеко-далеко. Она вновь молодая и веселая — знающая, как получить от волшебной ночи немного счастья. Аэлла глубоко вдыхает прохладный ночной воздух, задирает голову, глядя на осыпанное мерцающими звездами синеватое небо, и лукаво улыбается. На душе весело и тревожно — как когда шла на первое в жизни свидание…
— Здорово? — спрашивает Аэлла Тетрика, проталкиваясь сквозь толпу.
— Ага, — говорит, вертя головой, юноша. Здесь шумно, тесно, но весело. Аэлла права — всеобщее непринужденное веселье пьянит не хуже молодого вина. А ведь есть и выпивка, причем недорого… Кажется, еще чуть-чуть — и произойдет нечто чудесное, такое, что бывает только в сказках. Только протяни руку — и прикоснешься к Чуду…
Теплая ладонь Аэллы берет Тетрика за руку. Танцовщица приближает губы к уху так, что он чувствует тепло ее дыхания и запах помады, и шепчет:
— Смотри на Сатьку — какая надутая!
Сати, кажется, не затронула волшебная атмосфера Площади Роз. Девчонка идет, точно королева, вздернув подбородок и презрительно глядя на мельтешение толпы. В глазах холод.
— Она испортит все удовольствие, — шепчет Тетрик в ухо Аэлле, отодвинув прядь пышных медно-рыжих волос.
— Точно. Есть идеи?
— Может, сбежим и развлечемся сами?
— И верно…
— О чем шепчетесь, голубки? — ехидно спрашивает Крейтон, подняв бровь. Воин, кажется, тоже опьянел от царящей здесь свободы. Но взгляд, который случайно поймал Тетрик, острый и внимательный. Не остается сомнения: в случае опасности Воитель не потеряет ни мгновения.
— Ох, Сати, — насмешливо произносит Аэлла. — Лимон можно бросить в бочку с медом, но слаще он не станет!
Пуладжийка бросает на Аэллу испепеляющий взгляд.
— А таким толстухам, как ты, только и остается, что детишек охмурять! — восклицает она. — Потому что настоящие мужчины…
Аэлла собирается ответить той же монетой, но Крейтон ее опережает.
— Ревнуешь? — поднимает он бровь, откровенно потешаясь.
— Вот еще! Мне молокососы не интересны.
— А мне неинтересны женщины, которые способны на шутку друзей ответить оскорблением, — неожиданно резко бросает Крейтон. — И способные отравить любой праздник тоже. Мы будем вместе не меньше года, придется не раз прикрывать друг другу спину. Если ты не научишься придерживать язычок, я тебя заставлю его прикусить. Извинись перед теми, кого обидела.
— Извини, Аэ, — бурчит танцовщица.
— А кого ты молокососом обозвала?
— Извини, Тетрик…
— Вот и прекрасно, — подводит итог Крейтон. — Так ты красивее.
— Правда? — спрашивает Сати, во все глаза глядя на Крейтона. Есть в этом взгляде нечто такое, что заставляет Тетрика ощутить укол зависти. Хорошо, когда ты Воитель Аргелеба, и любая красотка готова из платья выпрыгнуть. Но вслух не произносит ничего.