Сила Мира

Отблески пламени факелов играют на лице Аэллы, и кажется, что исполнение самой смелой мечты — близко. Совсем близко — как лицо Аэллы. Правда, что является этой мечтой? Когда-то у Тетрика была подружка, она даже чмокнула его разок в щечку обветренными губами… Как же давно это было — год назад. Еще до восстания, когда с ним была сестра. Ничего с той поры не осталось — даже лодка, ставшая для них с Айшой домом, покоится на дне у пирсов эрхавенского порта, сослужив последнюю службу Раймону. Где после бойни на мосту искать ту девчонку-рыбачку? Можно было — в жутких баррикадах трупов, на мостах, связывающих Старый город и остров Базарный. Тетрик не решился. Именно потому, что боялся найти. А потом у него не было ничего, кроме Храма, Наставницы, соучениц и богини.

Правда, Храм дал нечто большее, чем казалось на первый взгляд. Не приятельницу, нет. Друга, которому можно рассказать все, который поймет и поддержит. Ее, Аэллу…

Догадка вспыхивает, как молния в ненастную ночь, выхватив из мрака и сорвав покровы неведения. Все неясные догадки, смутные желания, сны и мечты слиаются в единое целое, когда он понимает, что именно нужно.

Она!

А припев звучит вновь… «Я один, и ты одна, как в ночном небе луна…» Как же можно так заблуждаться! Ждешь прекрасную принцессу? А она все это время рядом, просто ты ее не видишь. Это — твоя судьба. Только прими ее. И тогда не будет человека счастливее…

— Аэ, я…

Но Аэлла, не переставая подпевать, мягко, почти умоляюще прикладывает теплый палец к его губам. Мол, сейчас нет ничего важнее, чем песня моей юности… И Тетрик, сам не замечая, начинает подпевать, отстает на пол-такта, так как не знает слов. Их голоса сливаются и плывут над ночной площадью.

Зеленые глаза Аэллы, счастливой, раскрасневшейся, казалось, лучатся счастьем. Сейчас — или никогда, надо сказать о том, что переполняет сердце со дня первой встречи, но что удалось понять лишь сейчас.

Но почему же так страшно? Будто он снова на площади перед эрхавенской ратушей, снова безжалостное солнце в лицо, слитный стук тяжелых армейских сапог по брусчатке за спиной, свист арбалетных болтов над головам и звонкие, вышибающие искры удары о брусчатку летящего железа. И нельзя, совершенно нельзя, чтобы хоть у одного из вражеских стрелков получилось попасть. Потому что сестра — все, что у него тогда было.

— Аэ, я…

— Что, мальчик? — спрашивает Аэлла, ободряюще улыбнувшись. — Нравится танцевать?

— Да, конечно… Аэ, я хочу тебе сказать, хотя ты, наверное, уже слышала это много раз, — начинает он, бессознательно стремясь оттянуть пустыми словами миг, когда надо будет сказать самое главное. — Я люблю твою улыбку, твои глаза, твои волосы, как ты танцуешь. Но самое главное…

Аэлла не перебивает. Перебивают другие. Чеканя шаг, всем своим видом стараясь показать, что они не штатские лоботрясы, от которых одна морока и никакой пользы, к танцующим подходит отделение латников с копьями, одетых в форменные плащи столичной Внутренней стражи.

— Аэлла из Ритхэаса? — спрашивает грузный седоусый воин с нашивками сержанта. — Она?

Из-за спины сержанта выходит сутулый, почти горбатый старичок с сальной, жиденькой пегой бороденкой, сжимает в потных руках с грязными обкусанными ногтями какую-то грамоту. Аэлле хватает одного взгляда, чтобы краска сбежала с лица, а ноги едва не подкосились. И подкосились бы, но в последний момент Тетрик успевает подпереть ее плечом.

— Она, она, Лиангхарово отродье! — радуется старичок, окинув Аэллу раздевающим взглядом. Тетрику вспоминается рассказ Аэллы о немилом муже, за которого девчонку выдали, можно сказать, выкинули, в двенадцать лет. — Премудрый Аргишти, как хороша! Как раз дозрела…

— Что происходит? — возмущается Тетрик, твердо решив, что это какая-то ошибка, ведь они не делают ничего противозаконного. — Почему…

— Аэлла из Ритхэаса! — отвечает, отбирая у старичка бумагу, сержант. — Именем Империи вы арестованы по обвинению том, что, будучи обвенчаны и являясь законной женой Беренгарда, бывшего в те времена мельником в указанной деревне, покинули мужа, а также за исполнение крамольных песен в балагане после побега.

— Но балаган уничтожили шестнадцать лет назад, срок давности наказания за такие преступления закончился в прошлом году.

— Да, — самодовольно усмехается старичок, и последние сомнения, что он и есть мельник Беренгард, исчезают. До легендарного героя проклятому старцу, невесть как попавшему в столицу — как червяку до ствангарского медведя. — Тебе, дорогая, повезло: не придется отвечать за гнусные песенки, за которые тебе светило несколько лет каторги. Но бегство от мужа — попрание воли Аргишти, скрепившего брак, и срока давности не имеет. Придется, дорогая, исполнять супружеский долг… После того, как понесешь законное наказание.