Когда вершина Храмовой горы провалилась, некоторое время не происходит ничего. Потом там, где еще недавно был Храм, вспухает буро-багровое облако. С каждым мгновением разрастаясь, оно наползает на примыкающие к Храму кварталы, поглощает пространство Медарского залива. Облако пронзают яростно-белые лучи, и оно взрывается. «Летающую колесницу» отшвыривает, как комара, а когда город удается увидеть снова, Медар уже не узнать.
Старый город горит. Весь и сразу, прочнейшие здания рушатся под напором взрывной волны, складываются, как карточные домики, раскалываются грудами битого, оплавленного кирпича. Где только что был Храм, бушует пламя, да такое, что испаряются даже толстые каменные стены, бурлит кипящая вода Медарского залива. На миг обнажается дымящееся, растрескавшееся дно залива, а потом в берега бьет поднявшаяся копий на тридцать волна кипятка. В портовом районе Нового города Амелия видит, как исполинская волна сметает стоящие в гаванях корабли, крушит пирсы, кипяток играючи смахивает волноломы и припортовые склады, как рассыпаются семиэтажные жилые дома, и из них, еще не ведая, что их ждет, прямо в кипящую воду летят обезумевшие люди…
Происходящее внизу похоже на гибель флота Шаббаата Синари. Но на сей раз все стократ хуже. Погибших раз в двадцать побольше, чем в Эрхавенском заливе. Здесь удару подвергся не военный флот, а мирный город, и полыхают, исходя чадным пламенем и закрывая дымом заходящее солнце, не боевые галеры, а дома… Большая часть жертв ни в чем не виновата — не они штурмовали Храм, насиловали и убивали жриц. Виновные, невиновные, мужчины и женщины, старики и грудные младенцы, председатель Магистрата и распоследний раб — смерть, торопясь заглотить небывалую добычу, уравнивает в правах всех.
Старый город горит. Над ним носится исполинское пламя, тучи дыма кое-где милосердно скрывают от глаз Амелии и прочих творящийся кошмар. Чем ближе к Храмовой горе — тем больше пламени и плотнее дым. Многочисленные очаги пожаров и разрушений виднеются и в Новом городе, но огненным безумием, охватившим Старый, не сравнить. От новоявленного епископа Медарского, наверняка обосновавшегося в ратуше, скорее всего не осталось даже пепла.
— Едва ли кто-нибудь уцелел, — бормочет жрец Лаэя. — И это только начало…
— Что ты сказал? — холодеет Амелия. Это не должно повториться в Эрхавене. Ни в коем случае!
— Говорю, это только начало. Думаешь, такое буйство магических сил не оставит никаких следов?
— Вы правы, Кормчий Бури, — невесело отзывается Амме. — Боюсь, еще придется разбираться с последствиями. Наверное, и не только здесь. Разрушение одного из Великих Храмов должно повлиять на течение магических Сил всех систем, что из этого выйдет, боюсь даже представить… Город — еще не самое страшное.
— Могу я кое о чем вас попросить? — спрашивает вдруг Леонтино. Вопрос настолько внезапен, что жрица едва не ойкает от изумления.
— Чем могу быть полезна? — все же произносит она.
— Жрица, не показывайте это Лалике. Как хотите, а удержите ее в грузовом отсеке, пока город не скроется из глаз. Не хватало еще, чтобы она сошла с ума… Она пригодится, когда будем со всем этим разбираться. Да и прибыльное ремесло у нее, куртизанки всегда в цене… Хорошо бы ей на наш Храм поработать.
— Вы можете думать о чем-нибудь, кроме выгоды? — вспылила Амме. — О любви, там, чести и прочей чепухе…
— Нет, — невозмутимо отзывается Кормчий Бурь Леонтино. — Я же служитель Лаэя. Мне ли не извлекать из всего выгоду?
Что ж, тоже верно. На то Лаэй и бог торговли и ростовщичества (и, конечно, моря), чтобы его жрецы не думали ни о чем, кроме золота. Очень даже полезная черта — в некоторых обстоятельствах. Но, конечно, не сейчас.
— Я видела, как погиб ваш человек, Леонтино. Какие у нас потери?
Жрец Лаэя не отвечает, он погружен в свои мысли. Вместо него говорит поднявшийся наверх и бесцеремонно усевшийся рядом Мелхиседек.
— Из глав Храмов изувечен лишь Фредегар, да еще Джованни перенапрягся, вытаскивая нас из подземелья. Выживет, если постарается ваша Ками, сможет даже колдовать. У остальных — так, царапины. Зато жрецы рангом пониже погибли почти все. Уцелели Палач Зосима, ваш архивист Леонард, Ками, Лалика… И, пожалуй, все. Еще трое при смерти, тяжело ранены и изувечены…
— А…Аласта? — боясь услышать ответ, спрашивает Амелия. Жрица не перестает клясть себя, что потащила девчонку на обернувшееся западней совещание.
— Мы ее вытащили. С болтом в животе, как ни странно, сразу не померла. Не знаю, будет ли жить… На всякий случай я погрузил ее в Злой Сон. Так она проживет еще какое-то время, хотя боли будет гораздо больше. Но если в Храме Кириннотара нет толковых лекарей, Фредегар и все трое умрут, самое позднее, завтра к вечеру.
— Порадовал, — устало бурчит Верховная. Боевой азарт и страх отступают, наваливается неподъемной тяжестью усталость. Короткий бой высосал все силы…