Я думал, с моих плеч снимут часть свалившегося груза – это означало бы, что я не доставил всем серьезных неприятностей, – но похоже, что вес поменяли на еще больший. НАСА хочет, чтобы я освещал ход их миссии, даже если «Стар-Вотч» в ярости?
Мою грудь распирает от радости и тревоги одновременно. С одной стороны, мне плевать на эту дрянную телесеть с их шоу, так что позлить их – даже весело. А с другой, получается, что мой контент будет контролировать НАСА?
– Донна сказала, ты в любое время можешь проехаться по их объектам. Посмотреть шаттлы, например. Может быть, однажды я смогу взять тебя с собой на работу. О, вот ее визитка.
Отец протягивает мне визитку. Да уж, легче не становится. Когда я сюда переехал, то думал, что мне нужно будет лишь привыкнуть к новой школе, на год залечь на дно и найти способ вернуться в Нью-Йорк, чтобы начать новую жизнь с Деб. А в итоге выясняется, что уже в первую неделю мне предстоит разобраться с новой влюбленностью (и тем багажом, который идет в нагрузку), с рассерженной лучшей подругой (и багажом ее проблем), а теперь к этому добавляется давление со стороны НАСА вкупе с гневом «Стар-Вотч» (какой бы багаж они для меня ни приготовили).
Мне противна мысль, что мой контент будут контролировать, но в глубине души хочу помочь НАСА. Чтобы по-настоящему насолить «Стар-Вотч». Это самая важная история, которая происходит сейчас в Америке, и я получил место в первом ряду. Раз уж стажировка в «Баззфид» накрылась медным тазом и других вариантов у меня нет, я чувствую острую необходимость сделать что-то, что позволит мне вернуть контроль над своей жизнью.
Визитка в руке кажется мне именно такой возможностью. И я ее не упущу.
Глава 10
Я просыпаюсь под щебет птиц за окном и, еще даже не стащив с лица одеяло, всеми органами чувств ощущаю палящее солнце Техаса. Летняя жара вползает в комнату, кондиционер не справляется. Тепло разливается по моей кровати. Окно закрыто, но запах скошенной травы и сырости все равно проникает внутрь.
После спокойных выходных, когда я занимался распаковкой наших вещей, покупками еды и тщательно анализировал каждое полученное от Леона сообщение, наступило утро понедельника. У отца сегодня первый рабочий день на новом поприще. И судя по тому, как беспокойно он вышагивает по гостиной, он нервничает.
– О, ты уже встал! Отлично, – радостно говорит папа, когда я выхожу из своей комнаты. – Перегони домой нашу машину. Зря мы оставили ее у Такеров на все выходные. Мама занята рабочими звонками, мне нужно заполнить документы и к полудню быть на работе, а я что-то никак не раскачаюсь. Нельзя опаздывать в первый же день.
Получив мое согласие, он уходит, а я заскакиваю под душ и начинаю готовиться к новому дню. В крови бурлит тревога, и я не могу так просто от нее отмахнуться. Интересно: может, я веду себя как мама, так же нервничаю в новых ситуациях?
В утреннем распорядке есть нечто успокаивающее. Пробуждение, вода, общение с родными. Душ такой горячий, что обжигает кожу – да, я знаю, это плохо на ней сказывается, но таков мой крест. Затем в дело идет скраб для лица, увлажняющий крем без масел – с солнцезащитным эффектом, ведь моя бледная кожа не терпит солнечного света даже в пасмурные дни, – затем ровно столько мусса для волос, чтобы зафиксировать прическу.
Я не зациклен на своей внешности, она и так в порядке: небольшой курносый нос, чуть неровные зубы, которые я бы с удовольствием подточил, – но мне нравится сам процесс. Неторопливые сборы помогают мне чувствовать себя лучше. Да, я вижу, что прыщей стало больше, но в то же время мне нравится ощущать, как увлажняется кожа, и укладывать наверх челку. Это моя фишка.
И еще это связывает меня с Бруклином, с домом. Тот же самый процесс. Тот же набор действий. Конечно, сейчас я делаю это в большом доме за тысячи миль от родных мест, но пока я чувствую себя довольно неплохо. Всего лишь неплохо, но это тоже хорошо.
Нормально.
Я все еще не готов щегольнуть своей шляпой в стиле Джона Мейера. Это что-то вроде шляпы-пирожка с полями такими широкими, что ее вполне можно надеть для похода в баптистскую церковь. У меня и так достаточно яркий стиль, но однажды Техас узрит меня во всем блеске.
Я натягиваю тесную белую майку в тонкую синюю горизонтальную полоску и джинсовые шорты, закатанные на пару дюймов выше, чем принято. Из обуви я выбираю сандалии с ремешками. Нет, не какие-нибудь неуклюжие «тевасы»[19]
, а изящные, с тонкими кожаными ремешками, которые завязываются на лодыжках.Закончив одеваться, я выныриваю за дверь и иду по улице, вдыхая жару, пока ее еще можно терпеть. Когда я подхожу к дому Такеров, у меня слегка сводит живот: я вспоминаю, как наклонился той ночью поцеловать Леона, как сильно хотел быть с ним рядом, но не знал, как этого добиться. Очевидно, что дело не во мне, поэтому я гадаю, не посещает ли он психолога, возможно, принимает лекарства или проходит курс психотерапии – в общем, пытается ли как-то справиться со своим состоянием.