Однако кое-что заставляет меня встать с постели после бессонной ночи и приступа паники, которая все еще эхом отзывается у меня внутри. Погиб человек, которого я знал лично. Погиб тот самый человек, которого вся страна знала и возлагала на него свои надежды.
Где-то около четырех утра мне удалось поговорить с отцом, что немного меня успокоило. Он изрядно помят, но ничего не сломано. А значит, пока папа будет приходить в себя, а страна соблюдать траур, я должен отыграть свою роль. А «Стар-Вотч» аккуратно использует это в своей программе, посвященной памяти Марка Бэннона.
Я ныряю в душ и стараюсь как можно быстрее привести себя в порядок. Когда же выхожу из комнаты, мне в нос бьет запах яичницы и вегетарианских сосисок. Я жадно вдыхаю этот божественный аромат, только сейчас осознавая, насколько проголодался после всех событий этой суматошной ночи.
– На завтрак у нас запеканка? – спрашиваю я, заранее зная, что ответ будет положительный.
– Сотрудник НАСА сказал, что я должна буду что-нибудь принести с собой.
– Ну да, это по твоей части, – смеюсь я, хотя не так уж далеко от истины они ушли.
Мама достает из духовки форму для запекания, и мне приходится приложить максимум усилий, чтобы не схватить вилку и тут же все не съесть. Рецепт несложный, но боже мой, какая же вкуснятина в итоге получается. Просто изумительно. Мы садимся в машину и отправляемся в короткое путешествие к дому Леона. Думаю, маме втайне это нравится, но, на мой взгляд, садиться в машину ради трехминутной поездки – не вполне разумно.
Мы паркуемся, но не успеваю я выбраться из машины, как мама хватает меня за руку.
– Что случилось? – спрашиваю я. Но мне и так уже все понятно. Ее тело заметно напряглось, и я не понимаю, как она может временами быть такой энергичной – ссорясь с отцом или болтая о видеоиграх, которые нам обоим нравятся, – но при этом испытывать панический страх, когда дело касается общения с другими людьми.
– Он вообще не спрашивал меня, смогу ли я это сделать, – произносит мама. – В смысле, он знает, как я не люблю подобные вещи. А тут придется выступать на
– У тебя все получится, мама. «Стар-Вотч» портит кровь всем нам, – успокаиваю я, хотя мне, по крайней мере, не привыкать выступать перед камерой. – Но да, я понимаю, что тебе, наверное, будет труднее.
Она качает головой.
– Со мной все будет в порядке, да. Я выдержу. Просто меня все это бесит. К тому же мне не удалось найти хорошего психотерапевта, а прежний, услугами которого я пользовалась через интернет, на мой вкус, слишком резок в оценках, и… вам вообще на это наплевать. – Тут она, не удержавшись, хихикает.
– Ну, прямо сейчас ты можешь поговорить со мной. Или, может, Грейс сумеет дать пару-другую советов – она и впрямь очень милая.
– Забавно, – хмыкает мама, – ну, на самом деле не очень, но в детстве я всегда говорила об этом с Тори. У меня было ощущение, будто она единственная действительно понимала, что мне приходилось тогда испытывать.
Я улыбаюсь. Тетя Тори всегда отличалась суровым нравом и взрывным характером. Во многих отношениях она была полной противоположностью мамы: зайдя в продуктовый магазин, Тори заговаривала со всеми встречными и забывала купить половину товаров из списка, зато выходила оттуда, приобретя пять новых друзей.
– Помнишь те странные кусты, которые она помогла посадить в Проспект-парке?
– Конечно, – киваю я. – Она все время меня туда водила. Вид у них был на редкость уродливый.
Мама смеется.
– Ей нравились эти странные и кривые колючки. Но я частенько наведывалась туда, пока ты учился в школе, а папа… летал где-то под облаками. И пусть это один из самых больших парков в Бруклине, тот уголок всегда будто принадлежал мне одной. Мое личное пространство, место, где я могла немного побыть с Тори.
Несмотря на то что тетя Тори умерла от рака поджелудочной железы несколько лет назад, боль от потери иногда кажется совсем свежей. Там, в Бруклине, все напоминало о ней: о том, как она покупала кусок пиццы в своей любимой пиццерии, как торговалась с уличными продавцами (надо признать, с поразительным успехом), чтобы набрать для всех рождественских подарков.
Мама сверлит взглядом свои сложенные на коленях руки.
– Там я всегда чувствовала с ней некую связь. Я могла прийти в парк, подрезать кусты и немного с ней поговорить.
– Ой. – Меня наконец осеняет. – Вот почему ты так рассердилась на отца из-за этого переезда?
– Да, отчасти поэтому. – Мама пожимает плечами. – Он просто не задумывается о таких вещах. Мы можем прийти к одинаковому решению, но твой папа принимает его за тридцать секунд и готов разом изменить нашу жизнь, а мне для этого нужно чуть больше времени. Однажды я уже попрощалась с Тори. И не думала, что мне придется делать это снова.
Мы выбираемся из машины и медленно идем к двери. Смерть тети Тори была, с одной стороны, медленной, а с другой – быстрой; но если бы папа погиб в катастрофе, то это произошло бы столь внезапно, что справиться с подобным оказалось бы практически непосильной задачей.
Для нас обоих.