Кажется, время на мгновение останавливается. Наконец Тодд еле заметно кивает, и Донна откашливается.
– Мы только что приехали с заседания совета. Все директора, исходя из собственных соображений, пришли к единому решению, что проект «Орфей-5» следует продолжать. Мы даже показали им отрывки из видео Кэла, которое набрало двадцать пять миллионов просмотров меньше чем за сутки.
Она делает глубокий, успокаивающий вдох и слегка сипит, выпуская воздух наружу. Прямо как я, когда медитирую.
– Так что после нескольких часов обсуждений и анализа ситуации мы с гордостью можем сказать, что совет директоров одобрил продолжение проекта «Орфей».
– Кроме того, – вмешивается Тодд, – мы побеседовали с членом палаты представителей Халимой Али, и та готова работать в тесной связке с нами, дабы убедиться, что средства расходуются должным образом. Она дала понять, что, по прогнозам, ее законопроект не набирает достаточно голосов, поэтому они отменили голосование. Что означает…
Донна прерывает его радостным криком:
– Полет «Орфея-5», вне всяких сомнений, состоится!
Я тону в шквале аплодисментов, восторженных криков и брызг шампанского. Мама протягивает мне свой бокал, чтобы я мог сделать глоток в честь нашей победы, и я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться от ее наивности. Но все-таки пригубливаю шипучку и, кажется, начинаю понимать, почему люди любят пить по праздникам шампанское. Оно будоражит, позволяет высвободить внутреннюю энергию, и вскоре я уже радостно кричу вместе с другими астронавтами.
Однако на сей раз я поступаюсь привычкой – не достаю телефон, чтобы поделиться новостью с подписчиками. Этот волшебный момент принадлежит лишь мне одному. Он никогда не попадет в учебник по истории. Никогда не появится в новостях или в выпуске «Тайм», чтобы подростки будущего могли посмотреть эти кадры и представить себе, каково это было – оказаться здесь в тот самый момент, когда на одно яркое мгновение мы все ощутили себя на вершине мира.
С другого конца комнаты я ловлю взгляд Леона. Кэт так крепко сжимает отца в объятиях, что мне кажется, еще немного – и тот потеряет сознание от нехватки воздуха; всей семьей они безостановочно прыгают от радости. По лицу Грейс текут слезы – я бы тоже на ее месте заплакал, если бы услышал, что теперь мне точно предстоит лететь на Марс. Она хватает сына за рубашку, притягивает к себе, нежно прижимается к нему щекой, и мое сердце тает.
Мама поворачивается ко мне и, радостно вскрикнув, крепко обнимает нас с отцом.
– Не могу в это поверить, – произношу я.
Мама отстраняется, чтобы окинуть меня взглядом, а затем шутливо толкает отца плечом:
– А мы можем.
Я вновь смотрю на Леона, наши улыбки становятся все шире, и я понимаю, что осталось еще кое-что. Еще одно важное дело. Не хватает маленького кусочка пазла, и я собираюсь это исправить.
Глава 30
Шум празднования отступает на второй план, пока я иду к Леону. Никого больше не вижу, толпа расступается по сторонам, и я едва не попадаю под брызги нескольких только что откупоренных бутылок шампанского. Но сейчас это меня совершенно не волнует.
Меня волнует только Леон.
Шагая к нему, я чувствую, как внутри меня нарастает приятный жар. Мои чувства приглушены и обострены одновременно, а сюрреалистичность ситуации заставляет так воодушевиться, что я смело подхожу к нему, обнимаю за шею и притягиваю к себе для нежного поцелуя.
Нет ничего проще и приятнее этого ощущения. Всего лишь невесомое прикосновение губ, но мое тело словно пронзает молния. Его руки мягко обнимают меня, притягивая ближе. Вокруг все еще радостно вопят люди, слышны чьи-то громкие разговоры, гремит музыка, и я понимаю, что наш поцелуй видят все присутствующие, но никак не могу остановиться.
Как только эмоции в зале утихают, я нахожу в себе силы оторваться от Леона, смотрю прямо в эти бесконечно красивые карие глаза и сдерживаюсь, чтобы вновь на него не наброситься.
– Мы можем поговорить? – выдыхаю я.
– Да, конечно. В другой комнате?
– Нет, давай на свежий воздух, – качаю головой я.
Мы пробираемся сквозь толпу, я вывожу Леона за дверь и тащу вниз по ступенькам на безлюдную улицу. Небо сегодня безоблачное, в атмосфере ощущается некое умиротворение, сверху льется прохладный свет, который отражается от крыш и путается в кронах деревьев. Я беру ладонь Леона в свою руку и нежно сжимаю.
Мы идем по проселочной дороге, уводящей в тупик с несколькими домами по обеим сторонам, скрытыми зарослями кустов. Здесь горит всего один фонарь, но его оказывается достаточно, чтобы залить светом весь тротуар. Я сажусь, скрестив ноги, прямо на желтой разделительной полосе, и Леон делает то же самое.
– Мне очень жаль, – начинаю я. – Я знаю, что нехорошо с тобой обошелся.
– И ты прости. Я так испугался твоего отъезда, что лишь усугубил ситуацию. Мне действительно было очень плохо, и я никак не мог отделаться от мысли: я влюбился в парня, с которым мне ничего не светит.
– Даже если бы я переехал обратно в Нью-Йорк, мы все равно оставались бы на связи. Я бы писал тебе по электронке…