Сила присутствия. Том 1

Однажды вечером, когда Шри Бхагаван вернулся, холл был полон посетителей. Опираясь на ограду, увитую цветущим вьюном, мы с отцом сидели возле окна перед Бхагаваном. Рядом под миндальным деревом двое мальчиков из штата Гуджарат весело играли с другими детьми. Я не могла понять, почему я пришла сюда. Но потом решила: что странного в том, чтобы быть одной, если жизнь сама по себе есть одиночество? Вокруг меня может быть много людей, но если хорошенько подумать, я на самом деле всегда одна.

Когда юные брахмачари, жившие в ашраме, стали петь веды, мое дыхание синхронизировалось с их пением. Мое восприятие смещалось все глубже в сердце, и я почувствовала своим неразделенным вниманием, что мои глаза пристально смотрят на что-то неизведанное. Мое тело полностью растворилось.

Мы с отцом вошли в холл после захода солнца, протискиваясь между людьми. Вначале я не могла переносить мучительную жару, но потом полностью забыла о ней. Мои широко открытые глаза пристально смотрели на Шри Бхагавана. Внезапно взрыв эмоций вырвался из моего сердца, как огромная волна. Я закрыла глаза и впала в глубокий транс. Мое тело все больше коченело, а по сердцу пробегали волны трепета. Я медленно открыла глаза и увидела Бхагавана. Он, держащий в своих руках нити судьбы, сидел, подобный статуе Будды, глядя в пространство, и его голова была повернута в сторону, словно он ничего вокруг не осознавал, словно его не заботили все эти люди, столпившиеся вокруг.

Потом мой взгляд упал на европейского джентльмена, сидевшего прислонившись к деревянной полке. Когда я наблюдала за ним, он открыл глаза и посмотрел на Бхагавана странным взглядом. По какой-то непонятной причине я почувствовала огромное сострадание к нему. Должно быть, он приехал из самого Лондона к Аруначале, прочитав книгу Пола Брайтона, и теперь жил в таком странном месте, совершенно один.

Вокруг ног у него был обвязан широкий полотняный пояс, возможно, потому, что он не привык сидеть на земле. Он ни с кем не разговаривал. Просто сидел с закрытыми глазами в своем углу возле деревянной полки. Он построил себе домик на территории ашрама, и его единственной ежедневной обязанностью было присутствовать в холле. Я позавидовала ему. Почему бы ему не удочерить меня и не выделить мне уголок в своей хижине? У меня были смешанные чувства к нему: какая-то часть меня боялась его, а другая, видя его широкий пояс, – умилялась. Когда я видела, как больно ему сидеть на полу, мне становилось его жалко. Что за превратная судьба принесла ему всю эту боль и страдания? Ашрам был странным и одиноким местом даже для меня. Как же ощущал себя этот человек среди чужеземцев, которые даже не носили рубашек? Каково ему было жить среди этих бритых голов, в чужой стране, где царили экзотические обычаи и звучала незнакомая речь?

Когда зазвонил колокольчик, все поднялись, чтобы идти в столовую. Сердце, опьяненное сладким блаженством от присутствия Бхагавана, заставило мое тело отказаться от самой мысли о еде, приправленной к тому же специфическим южноиндийским соусом. Европейцы один за другим исчезли в темноте, шлепая тапочками.

Решив не идти в столовую, я вместо этого села одна в темноте под миндальным деревом. Я сидела там, а люди, проходившие мимо на небольшом расстоянии от меня, казалось, проплывали перед моими глазами, как бледные тени. Я посмотрела туда на окно Бхагавана, и ощутила укол чистой, неподдельной тоски. Чувствуя, что пора идти, я встала и направилась к воротам ашрама, села под манговым деревом и стала смотреть на гору. В моих ушах звучала песня «Аруначала Рамана», которую вечером пели в зале жители ашрама. На глаза навернулись слезы. Эти люди заперли Аруначала Раману в том холле, но гора не оставила своего шестнадцатилетнего возлюбленного. Она скрыла его от всех людских глаз. Я знаю!

Какой-то человек стоял в темноте на склоне горы и, казалось, был так же безутешен, как и я. В глазах у меня стояли слезы. Кто этот человек? Да и имеет ли это значение? Любовь, которую мы оба испытывали к Бхагавану, сблизила нас. И в этой любви наши различия, наши формы и качества стали одним. Мы знали, что оба страдаем от любви к Бхагавану. Какие еще нужны испытания? Из столовой доносились звуки суеты, они были похожи на далекий сон. В темноте мы открыли друг другу сердца и побеседовали друг с другом. Я не знаю, кто это был. Было так темно, что я даже не видела его лица.

После ужина ашрамиты принесли мне молока. Я выпила его, вернулась в холл и снова простерлась перед Бхагаваном. Сотворив все эти «беды» со мной, он теперь смотрел на меня невинным взглядом, словно ничего не подозревая. Интересно, он, наверное, смеется про себя, видя мое безумие? Но как он может? Разве сам он не пел, обращаясь к Господу Ару начале:

Не смейся надо мной, мое прибежище,

Даруй мне свою милостивую улыбку!