Силач (ЛП)

Остальные пассажиры были в сборе, и теперь все столпились у бортов, с нетерпением ожидая увидеть неведомую страну, которой отныне предстояло стать их домом — жаркую и влажную, яркую, многоцветную и блистательную, сияющую тысячами оттенков зеленого. Им предстояло вдохнуть запах сельвы и аромат гуавы; собственными глазами увидеть голых дикарей и кровожадных зверей, познать множество неизведанных тайн и легенд, будоражащих чувства...

Итак, прибыл дон Николас Ованда со своей многочисленной свитой; едва по городу разнеслась эта весть, как все его жители собрались на берегу, неотрывно глядя в сторону горизонта, откуда вскоре должна была появиться самая мощная эскадра, какую только можно представить. Теперь, как и много лет назад, тридцать два огромных корабля с высокими бортами снова дружно вошли в воды Карибского моря.

— Ованда прибыл!

Сьенфуэгос узнал эту новость от своего сына Гаитике, которого хромой Бонифасио Кабрера специально отправил в горы за отцом. Пока они с Гаитике спускались к порту, канарец задавался вопросом, как такое эпохальное событие отразится на бедственном положении его любимой.

В каких пределах дон Николас Ованда может вторгаться в дела Святой Церкви, а главное, захочет ли утруждать себя из-за какой-то иностранки, попавшей в лапы Святой Инквизиции?

В этом заключались два главных вопроса, над которыми он начал раздумывать стой самой минуты, когда стало ясно, что приезд нового губернатора неизбежен, и после всех этих долгих раздумий пришел к неутешительному выводу, что, даже если новый губернатор и в самом деле столь милосерден и справедлив, как о нем говорят, на него тут же свалится целая куча всевозможных политических проблем, и пройдут долгие месяцы, прежде чем он сможет уделить внимание столь незначительному, но сложному и деликатному вопросу.

Он понимал, что приезд Ованды мало что изменит. Смена губернатора не поможет решить все проблемы, скорее, даже напротив: еще больше все запутает. Стоя на вершине холма, Сьенфуэгос разглядел на горизонте вереницу приближающихся кораблей, и он вдруг почувствовал, словно внутри всё горит огнем.

Эти далекие еще корабли везли множество людей — чужих, незнакомых, с приездом которых в одночасье изменится ритм жизни маленького города на берегу Осамы. Эти люди придут на смену прежним офицерам и стражникам. Здесь начнется их новая жизнь — и начнется, несомненно, с поисков больших и малых ошибок и искоренения явных и тайных пороков.

Боже милосердный!

Сколько времени он потратил, чтобы завязать отношения со стражей, выяснить распорядок дня крепости, расписание смены караула, кто из надзирателей особенно суров, а к кому все-таки можно найти подход — и вот теперь все его усилия грозили пойти прахом, поскольку, едва сместят Бобадилью, как новая власть, вне всяких сомнений, снимет с постов всех прежних офицеров, заменив их своими людьми.

Алькасар адмирала Колумба, крепость, маленький замок в устье реки и Арсенал — четыре ключевые точки, призванные держать город в повиновении, а значит, не стоило питать особых иллюзий, что лейтенант Педраса или тот сержант с хриплым голосом, или кто-либо из других сержантов, задолжавших ему, долго задержатся на своих постах.

А те, что придут им на смену, будут, несомненно, гораздо бдительнее; эти солдаты и офицеры, которые еще не успели расслабиться в местном климате, располагающем к тому, чтобы проще смотреть на жизнь и все хлопотные дела откладывать на завтра. Нет, эта новая стража, несомненно, приступит к своим обязанностям с фанатичным рвением наивных энтузиастов, стремящихся изменить мир за несколько дней.

Между тем, огромные корабли находились уже совсем близко; заходящее солнце золотило стволы пушек и мортир; уже можно было различить гирлянды разноцветных флагов и вымпелов, украшающих такелаж.

Но стремительные доминиканские сумерки с резкой границей между днем и ночью, светом и мраком, помешали кораблям войти в неизвестную гавань, которая, кстати, и неспособна была вместить грандиозную флотилию; так что тысячам зрителей, с таким нетерпением ожидавшим высадки нового губернатора, пришлось разойтись по домам, завидев, как корабли один за другим убирают паруса и бросают якоря в пушечном выстреле от берега.

Перед самым наступлением ночи горожане устроили праздник.

Огни более трех десятков кораблей, смех и песни пассажиров, празднующих окончание долгого утомительного плавания, очень скоро приманили обратно на берег всех, кто, в свою очередь, от души радовался окончанию невыносимой тирании, и вскоре по всему городу зазвучали всем известные песенки, слова которых переделали в откровенные памфлеты, беспощадно высмеивающие дона Франсиско де Бобадилью и его приспешников.

Очень скоро к памфлетам добавились угрозы и призывы к мести, а в оружейном зале алькасара, в двух шагах от сокровищницы, набитой несметными богатствами, пока еще не свергнутый губернатор угрюмо слушал, как за стенами его твердыни злобные голоса с ненавистью выкрикивают его имя, и смотрел, как те, кто совсем недавно клялся ему в верности, теперь один за другим трусливо его покидают.