Силач (ЛП)

В его памяти еще живы были те не столь далекие времена, когда братья Колумбы пытались противостоять самому Бобадилье, и как он отомстил за строптивость, завладев их имуществом. Да, те времена еще свежи были в памяти офицера, занимавшего в свое время видное место среди победителей, а потому он не стал долго раздумывать, прежде чем ответить капитану в самых спокойных выражениях, какие только мог подобрать в эту судьбоносную минуту.

— Выполняю приказ и сдаю вам крепость, а себя считаю свободным от службы.

— Выполняю приказ и беру на себя командование, — последовал ответ всё тем же тоном.

— И что мне теперь делать?

— У меня нет никаких указаний на этот счет, — честно ответил капитан. — Но на вашем месте — если вы, конечно, готовы последовать совету товарища по оружию, я бы постарался скрыться и не высовываться, пока все не утрясется, и воды не вернутся в свои берега.

— Так я могу уйти?

— И не задерживайтесь.

Офицер удалился; за ним последовали солдаты, стараясь в каждом движении подражать своему командиру. Едва они ушли, как белобрысый Бальбоа с растрепанной бородой издал торжествующий вопль и подбросил в воздух шляпу.

— Откройте все камеры! — приказал он. — Пусть все, до последнего воришки, убираются ко всем чертям в задницу!

Затем он повернулся к Сьенфуэгосу, который все это время благоразумно держался подальше от стражников, которые могли бы его узнать, и только в эту минуту появился у ворот крепости.

— Миссия выполнена! — воскликнул он с улыбкой.

Они обнялись, и вскоре к ним присоединились хромой Бонифасио, мастер Хуан де ла Коса и даже Бальтасар Гарроте по прозвищу Турок, который до сих пор не мог поверить своим глазам, что такой простой и на первый взгляд безумный план канарца мог дать столь блестящие результаты.

Одной фальшивой бумаги, изготовленной искусными руками лучшего в мире картографа, и полудюжины голодных оборванцев, за горстку монет согласившихся сыграть роль солдат нового губернатора Овандо, оказалось достаточно, чтобы открыть все двери самой неприступной на острове крепости, не пролив при этом ни единой капли крови.

— Как мне благодарить вас за это? — спросил Турок.

— Не стоит благодарности, — последовал лицемерный ответ. — Единственное, что вы должны сделать — это отправиться в монастырь и уведомить брата Бернардино де Сигуэнсу, что, согласно приказу высочайших особ, донья Мариана освобождена, а он, во имя всего святого, должен навсегда забыть ее имя.

— Прямо сейчас?

— Не просто сейчас, а немедленно! Вы представляете, что может случиться, если он заподозрит правду и снова посадит ее под замок?

— И что же теперь с ней будет?

— Я позабочусь о том, чтобы подыскать для нее хорошее убежище, пока она не покинет остров, — ответил канарец, легонько, но при этом твердо толкая его в спину. — Торопитесь же! Мы дадим вам знать!

Между тем, во дворе появились первые заключенные, щурясь под нещадным тропическим солнцем, все еще не смея поверить, что вновь могут свободно ходить по земле. Большинству из них не потребовалось повторять дважды, и они в мгновение ока скрылись из глаз. Едва Турок исчез за поворотом дороги, ведущей в сторону монастыря, Сьенфуэгос со всех ног бросился к двери камеры, где томилась его любимая.

Они бросились друг к другу в объятья. Он подхватил ее на руки и, словно на крыльях, помчался вниз по крутой лестнице, пролетел через двор и, наконец, добрался до закрытого фургона, который Бонифасио Кабрера подогнал к самым воротам тюрьмы.

Два часа спустя, когда в крепость прибыл личный патруль губернатора Ованды с приказом ее занять, в его распоряжении оказалась лишь пустая каменная махина, населенная одними крысами.

10

Сьенфуэгос прекрасно понимал, что выбраться из крепости — еще не значит оказаться в безопасности, поскольку, независимо от характера нового губернатора, нетрудно было догадаться, что за самоуправство его не похвалят. Ведь, хотя большинство беглецов и оказались за решеткой по причине личной неприязни свергнутого Франсиско де Бобадильи, однако были среди них и такие, кого арестовали по приказу Короны, а уж в деле доньи Марианы Монтенегро и вовсе была замешана всемогущая Инквизиция, наводящая ужас на все живое.

Поэтому первым дело Сьенфуэгос забрал Арайю и Гаитике и двинулся на запад окольными тропами, где только могла пройти повозка. Вскоре они добрались до крошечного ручья, где дожидалась дюжина воинов принцессы Анакаоны, во главе с хромым Бонифасио, которого Сьенфуэгос отправил к ней за помощью.

Более сорока лиг — почти двести километров сельвы и гор — отделяло Санто-Доминго от могучего государства Харагуа, почти всю территорию которого сейчас занимает Республика Гаити — государство, расположенное на западном берегу острова.

Канарец был уверен, что только там, под защитой своей «королевы» — принцессы Золотой Цветок — Ингрид будет в безопасност, по крайней мере, до тех пор, пока в полнолуние в устье Осамы не появится «Чудо» .