Тем не менее, мне совершенно не нравилось, что вместе с постепенно восстанавливающимся организмом ко мне возвращалась способность мыслить. Если внешне я никак не реагировал на то, что делал Макс, то в душе содрогался от каждого его прикосновения. Меня переполняли боль от разбитого сердца и перенесённого предательства, обида, презрение к самому себе, неприязнь ко всему окружающему миру и людям вокруг, замешательство… Но в противовес всем этим чувствам также где-то на задворках сознания маячила лихорадочная мысль: после всего, что он сделал, Макс переживал за меня?
Его поведение казалось очередным издевательством, грязной уловкой извращённого манипулятора, который сначала отталкивал, а потом будто снова стремился привязать к себе, демонстрируя свою благосклонность. Однако как я мог принять это доброжелательное отношение к себе после того, что произошло, и как мог позволить себе снова во что-то поверить? Какое расположение Макс мог получить от меня, уничтожив моё доверие и пустив по ветру все мои искренние чувства к нему?
Я любил, теперь уже точно осознавал, что любил этого человека, но в его глазах был не только ничтожным, но и даже менее значимым, чем собака, чтобы грязно надругаться надо мной.
Ещё больнее было от того, что я всеми силами пытался поставить себя на место Макса, чтобы честно ответить, как бы сам повёл себя в том безумии, которое творилось в гараже. Будучи не в состоянии прийти к какому-то однозначному ответу, я только больше страдал и чувствовал себя загнанным в тупик неразрешимой нравственной проблемой. В глубине души я понимал, что, если бы Макс сделал выбор в пользу меня и тем самым позволил мразям убить Подлеца, я едва ли бы чувствовал себя лучше. Что бы Макс ни выбрал, на его руках всё равно осталась бы кровь.
Разве я мог требовать, чтобы вместо меня пострадало другое существо? Было ли вообще справедливо, что кто-то должен был стать жертвой в тот вечер? И не был ли пострадавшим сам Макс, если ему пришлось пойти на поводу у жестокости, которую он уже много лет пытался в себе искоренить?
Это было бесчеловечно.
Это было невыносимо.
Это было гадко.
Это было…
— Ты плачешь… Ты всё-таки из-за меня плачешь… Но ты хотя бы начал приходить в себя, это хорошо…
Я лежал с закрытым глазами и не заметил, в какой именно момент мои мысли довели меня до слёз. Макс сидел рядом на разложенном диване и, наверное, смотрел на меня, если увидел, что я заплакал.
Я проигнорировал его и уже собрался снова уйти в себя, но дрожащий голос Макса заставил меня вынырнуть из размышлений, отозвавшись в моём кровоточащем сердце тупой болью.
— Надеюсь, ты слышишь меня… Я знаю, что ты не желаешь меня видеть, но, умоляю, послушай, что я хочу сказать… Обещаю, после этого я уйду, — Макс сглотнул. — Я… Я не должен был вести тебя к этим ублюдкам и никогда не прощу себя за то, что сотворил с тобой. Я причинил тебе такую боль… И даже не один раз…
Я не открывал глаза и не двигался, давая ему продолжить.
— Когда я рассказал тебе о моём уёбском прошлом и ты не отвернулся от меня, я испугался. Наверное, я даже в детдоме никогда не испытывал такого дикого ужаса. Ты так тепло и искренне отнёсся ко мне, что мне сорвало от этого башню. Это было слишком для такого человека, как я. За всю мою жизнь во мне мало кто замечал что-то помимо морального уродства, но ты… Я повёл себя, как трус, поджав хвост и сбежав просто потому, что не смог стерпеть твоего хорошего отношения ко мне. Я на самом деле очень хотел, чтобы ты принял меня, но, когда ты это сделал, я не смог этого вынести.
Я практически не дышал.
— Артур, я слабый, я до омерзения слабый. Я столько раз стебал тебя за твой дефект и даже злился на то, что ты никак не начнёшь говорить со мной, но на самым деле дефектным являюсь только я сам. Я действительно чудовище… Я ответил грубостью на твою доброту, а потом…
Макс больше не мог оставаться спокойным. Из-за вырывающихся из его горла хрипов я понял, что он плачет.
— А потом из-за той же слабости повёлся на манипуляции этих мразей и завёл тебя в западню. Я так трясся, что могу разочаровать тебя, но, стоило другим прижать меня к стенке, как я снова превратился в бездушную тварь и сотворил такое зверство… Сука, почему же я такой слабый?!
Макс зарыдал во весь голос.
— Да, Подлец моя любимая собака… Но как я мог догадаться вас сравнивать?! И как я мог сказать тебе, что у меня никого нет, кроме него?! Блядь! Как же я мог такое тебе сказать?!
Он схватил меня за руку.