Silentium! (СИ)

— Он, кажется, нас за дебилов держит, — вместе с клубами сигаретного дыма не без наигранной печали произнёс громила. — Доставай всё, что есть.

Я развёл руками, давая понять, что им больше нечего ловить.

— Ты с нами как с обезьянами общаться решил, что ли? Жека, скрути-ка его, я сам посмотрю, — злобно прошипел желтозубый.

— Мы же по-хорошему хотели, а ты ломаешься, — второй парень отбросил сигарету в сторону. Он резко шагнул за мою спину и заломил мне руки, пригвоздив к месту железной хваткой, из которой было почти невозможно вырваться.

Этот захват был хорошо мне знаком, я оказался обездвиженным и сжал зубы от тянущего болезненного ощущения в неестественно вывернутых руках. Как когда-то в школьные годы, я снова один на один столкнулся с теми, кому не был в состоянии противостоять. Я поморщился от негодования и старался не двигаться, мысленно убеждая себя в том, что, чем меньше я буду сопротивляться, тем быстрее меня оставят в покое. В конечном счёте определяющим стало то, что я нисколько не хотел того, чтобы отбросы узнали о моём дефекте и это стало ещё одним поводом смешать меня с грязью.

Я пытался безэмоционально смотреть в сторону, чтобы скрыть своё глубокое пренебрежение, и, не двигаясь, терпел омерзительные прикосновения желтозубого, который бесцеремонно шарился по моей одежде, даже не побрезговав проверить наличие внутренних карманов с изнаночной стороны толстовки. Он задрал ткань и, задевая оголённый живот холодными пальцами, выудил из кофты новый модуль и мобильник, а затем не поскупился залезть и в карманы джинсов, нахально ощупав мои бёдра. Обнаружив только ключи от квартиры, он наконец прекратил меня лапать и посмотрел мне в лицо с прежней хищной улыбкой:

— Сразу бы так.

Покручивая в руках мой мобильник, он сказал своему помощнику отпустить меня.

Не успел я толком размять онемевшие руки, как мне в солнечное сплетение врезался кулак. От внезапного удара моё тело пронзило вспышкой боли. Из грудной клетки вышибло весь воздух, и я согнулся пополам, не будучи в состоянии снова нормально вдохнуть. Опомниться мне не дали, потому что верзила, всё ещё стоявший сзади, пнул меня под колени, и я рухнул на землю прямо под ноги желтозубого.

— Жека, тебе не кажется, что он странный какой-то?

— Не странный. Небось возомнил себе, что выше нас, поэтому даже не желает с нами говорить.

— Эй, дорогуша, может, всё-таки соизволишь пообщаться с нами? — желтозубый наклонился и схватил кашляющего меня за подбородок. — Если ты меня хорошо попросишь, я, так и быть, верну тебе твою микросхему. Всё равно с неё толка нихуя.

Я не мог отвести голову и был вынужден безмолвно смотреть снизу вверх на очередное убогое порождение социума. К сожалению, парни всё-таки заметили, что со мной было что-то не так. Отдавая себе отчёт в том, что уже не отделаюсь только тем, что лишусь своих денег и вещей, я разочарованно всматривался в тупые глаза подонка напротив и, как бы ни старался, не мог найти в них ничего даже близкого к человеческому. Некоторые люди были хуже животных, но с этим горьким фактом можно было только смириться.

— Молчишь? Ладно, сдалась она мне, забирай, — парень отстранился и покровительственно швырнул к моим коленям металлическую пластину.

Я недоверчиво покосился на микросхему. Сомнений быть не могло, я попал в очередную игру, в которой правила устанавливал не обременённый какими-либо моральными принципами невменяемый человек, против которого я ничего не мог сделать.

Желтозубый подтолкнул носком ботинка микросхему ещё ближе ко мне и доброжелательно проворковал:

— Ну же, разве она тебе не нужна, а? Бери.

— Лучше тебе быть благодарным, он редко бывает таким добрым, — донёсся гогочущий смех сзади.

Пытаясь унять внутреннюю дрожь от накатившего на меня ощущения полной безысходности, я рискнул потянуться к модулю, который действительно был мне необходим для того, чтобы не вылететь с работы. Но, только почувствовав под кончиками пальцев холодный металл, я в ужасе увидел, как на моё запястье с силой опустилась тяжёлая подошва кроссовка. Послышался хруст, и через долю секунды мою руку обдало пламенем. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы. Я был готов завопить в голос, но мог лишь закусить губу, изнывая от острой боли и разрывавшего душу чувства собственной беспомощности перед торжествующей человеческой злобой.

Впрочем, даже если бы я мог закричать и обматерить подвернувшихся мне ублюдков, я бы всё равно не стал в страхе просить отпустить меня. Я научил себя тому, что, даже представая перед окружающими слабым, можно сохранять чувство собственного достоинства, если в своей голове не позволять себе опускаться до бесполезной мольбы о пощаде. Поэтому все побои я всегда сносил стойко и никогда не испытывал жалости к себе, считая, что жалкими были достойны считаться только те, кто издевался надо мной. Так и сейчас, стремясь не обращать внимания на головокружение и тошноту от болевого шока, я не собирался сдаваться, продолжая рыдать на глазах уличных отбросов.