Силиконовая надежда

– С чего вы взяли? – стараясь держать себя в руках, я отошла к окну, чтобы он не видел выражения моего лица.

– А тон наглый, как у всех чиновников.

– Вы что-то хотели, Матвей Иванович? – Мне не очень хотелось придумывать объяснения, потому я постаралась перевести разговор.

– Да. Позвонили из городской больницы, просят разрешения привезти женщину после автодорожной, там все лицо всмятку.

– Ну, так пусть везут – я вам зачем?

– Не будете смотреть?

– Я вам доверяю. Но если возникнут вопросы, позвоните, я спущусь.

Мажаров кивнул и ушел ждать «Скорую» в приемное, а я попросила Аллу сварить мне еще кофе. Руки мои дрожали так, что я вцепилась в подлокотники кресла, чтобы хоть как-то унять эту дрожь. Если Мажаров не справится с поступающей пациенткой, мне придется мыться на операцию, а у меня руки ходуном – отлично просто.

Чашка кофе и еще одна сигарета вернули меня в почти нормальное состояние, я обрела возможность нормально соображать и попыталась заново прокрутить в голове разговор с Одинцовым. Я вообще не понимала, что произошло. Он явился через десять лет и на голубом глазу заявил, что не может без меня жить. А на самом деле все просто – он не без меня жить не может, а без моих идей. За эти десять лет я тоже защитила диссертацию и предложила несколько весьма успешных методов исправления косметических дефектов, мои статьи периодически появлялись в медицинских журналах, в том числе и иностранных, и, разумеется, Павел об этом знал. Его же научная карьера достигла пика и потихоньку покатилась вниз, потому он и нашел теплое местечко в министерстве. А хотелось ему другого – славы и признания, всегда хотелось. И для этого ему нужна была я.

Старая история со статьей и разработкой являлась только лишним подтверждением. Как я вообще пережила тогда его первое предательство – даже сейчас не понимаю.

Это случилось сразу после того, как Павел, пройдя курс реабилитации, на котором я настояла, вернулся к работе. Но оперировать самостоятельно он пока боялся, о чем знала только я. И он придумал выход – брал на все свои операции ассистентом только меня. Он доверял мне самой оперировать, маскируя это под процесс обучения. В первый раз я отчаянно боялась, хотя операция была несложной, и я уже не раз ассистировала при ее проведении. Но самостоятельно делать ее мне еще не приходилось. Павел несколько вечеров буквально натаскивал меня, будил среди ночи, задавая вопросы по технике, по возможным осложнениям, и наконец сказал, что я готова полностью, он за меня не переживает.

– Помни, я рядом, если что – подскажу, – говорил он, когда мы шли в оперблок по длинному подземному переходу между корпусами городской больницы.

– Может, ты все-таки сам?

– Деля! Я не могу сам, у меня дрожит рука, ты ведь видела. Не бойся, все пройдет отлично. Ты талантливая, ты умная, ты все знаешь – чего бояться? Просто поверь в себя. Рано или поздно тебе все равно придется входить в операционную самостоятельно, так почему не теперь?

Он вселил в меня уверенность в успехе, и я действительно справилась с собой, с руками, с волнением – и с операцией. С тех пор так и повелось. Мы умело маскировали то, что Павел практически не прикасается к инструментам, все делаю я, а он выступает в роли строгого наставника, придирчиво следит за моими действиями, тщательно проверяет наложенные швы – ничего необычного, так делают все наставники.

Одновременно я начала разрабатывать новый метод пластики нижней челюсти, проводила за этим занятием все свободное время, и Павел подсказывал, помогал советами, предложил написать статью. Я оставила ему бумажную работу, а сама занималась исключительно практической частью. На это ушло почти два года. Когда же статья в журнале вышла, я узнала о ней случайно из разговоров маминых коллег, забредших к нам вечером на чай.

– Слышали про Пашку Одинцова? Такую статью с новым методом восстановления нижней челюсти забабахал – просто умница.

Мама, знавшая о том, что я занимаюсь этой проблемой под руководством Одинцова, удивленно посмотрела на меня:

– Деля, ты ведь, кажется… – Но я сорвалась с места и бросилась в кабинет, к ноутбуку, искать номер журнала в интернете.

Статья нашлась быстро, я читала ее и понимала, что все мои выкладки, все достижения и находки Павел банально присвоил, даже не упомянув обо мне.

Я смотрела на экран, и по моим щекам текли слезы. Два года труда – и любовник объявляет мои результаты своими.

Я так и не вышла больше в гостиную, мне было стыдно смотреть маме в глаза. И как завтра идти на работу? Как Павел объяснит мне произошедшее? Как вообще можно это объяснить?

Я хирург и знаю – все, что сломано, можно срастить, а все, что болит, вылечить. Ну, почти все. Но как вылечить ту рану, что нанес мне Павел?

Этого, увы, я не знала ни тогда, ни сейчас.

Матвей