Четыреста девяносто пять лет прошло с тех пор, как впервые взошла на небо Луна; и весною этого года пришли в Нарготронд двое эльфов, Гельмир и Арминас. Они принадлежали к народу Ангрода, но со времен Дагор Браголлах обитали на юге, под началом Кирдана Кораблестроителя. Из дальних странствий они принесли с собой вести о больших скоплениях орков, замеченных у подножья Эред Ветрин и в ущелье Сириона; а еще они поведали о том, что к Кирдану приходил Ульмо, предостерегший о великой опасности, приближающейся к Нарготронду.
— Выслушайте же слова Повелителя Вод! — сказали они королю. — Вот что сказал он Кирдану Кораблестроителю: "Зло с Севера осквернило истоки Сириона, и мою власть гонят прочь черные щупальца в его водах. Однако худшее еще впереди. Посему передайте правителю Нарготронда: пущай запрет врата крепости на засовы и не покидает границ королевства. Тяжелые камни гордыни следует бросить в воды бурной реки, дабы крадущееся зло не сумело отыскать дороги к воротам."
Мрачное это предупреждение сильно обеспокоило Ородрета, но Турин ни в какую не желал прислушаться к этим советам, и меньше всего был согласен с тем, что следует разрушить мост. Был он горд и упрям, и злился, когда что-то шло вопреки его желаниям.
Вскоре после этого был убит повелитель Бретиля, Хандир, чьи земли наводнили орки. Хандир дал бой, но орки одержали верх и оттеснили людей Бретиля в их леса. А осенью того же года, ловя момент, Моргот выпустил на живущих вдоль Нарога великое воинство, что он уже давно и тщательно готовил. Урулоки Глаурунг пришел с равнины Анфауглит к северным долинам Сириона, и учинил там серьезные разрушения. В отбрасываемых Эред Ветрин тенях он осквернил Эйтель Иврин, а оттуда направился к Нарготронду, по пути превратив в выжженную пустыню лежавшую меж Нарогом и Тейглин Талат Дирнен, Защищенную Равнину.
Тогда за врата крепости выступило воинство Нарготронда, и Турин, ехавший впереди, по правую руку от Ородрета, в тот день казался особенно высоким и мрачным; боевой дух нарготорондского воинства был высок, как никогда. Однако армия Моргота оказалась куда многочисленнее, нежели докладывали разведчики; и один лишь Турин в своей гномьей маске был более-менее защищен от пламени Глаурунга. Эльфов оттеснили назад, на равнину Тумхалад, что меж Гинглитом и Нарогом; и здесь они оказались в ловушке. В тот день цвет воинства Нарготронда был уничтожен; сражавшийся на передовой Ородрет был убит, а Гвиндор, сын Гуйлина, смертельно ранен. Однако ему на выручку пришел Турин, и враги разбегались при виде его прочь; он вынес Гвиндора с поля боя и, отнеся в ближайший лесок, положил на траву.
— Вот мы и поменялись местами — услуга за услугу! Однако моя обернулась несчастьем, а твоя напрасна; тело мое изранено и исцелению не подлежит, пришел мой час оставить Средиземье. И хоть ты мне дорог, сын Хурина, я все же проклинаю тот день и час, когда унес тебя от орков. Кабы не твоя удаль и гордыня, жить бы мне еще да любить, а Нарготронд простоял бы немного дольше. А теперь, если я хоть немного дорог тебе, оставь меня! Поспеши в Нарготронд, спаси Финдуилас. Вот что я скажу тебе напоследок: она одна стоит меж тобой и твоим роком. Ежели ты подведешь ее, рок непременно тебя настигнет. Прощай!
И Турин помчался обратно в Нарготронд, не разбирая дороги; вокруг него резкий и холодный ветер срывал с деревьев листья, ибо осень уступала дорогу стремительно приближавшейся и, по всему видно, суровой зиме. Но орки во главе с драконом Глаурунгом опередили его и внезапно обрушились на ничего не подозревавшую стражу, не знавшую о том, чем закончилась битва на равнине Тумхалад. В тот день мост через Нарог сослужил крепости злую службу. Был он широким и крепким, и обрушить его было затруднительно, поэтому враги смогли беспрепятственно пересечь глубокую реку, а Глаурунг принес свое разрушительное пламя к самым Вратам Фелагунда, разрушив их и небрежно переступив.
Одновременно с тем, как Турин достиг Нарготронда, разрушение и разграбление его уже подходило к концу. Орки убили или обратили в бегство всех, остававшихся на страже, и до сих пор продолжали шнырять по просторным залам и помещениям, разворовывая добро и разрушая все остальное. А тех женщин, что не погибли в огне и не были убиты в схватке, они собрали в большую кучу на террасе у ворот, явно намереваясь увести в плен. Турин, увидев все это, бросился вперед с мечом наперевес, и никто не смог его остановить; мало кто отваживался даже пытаться — он уверенно прорубал себе путь к пленницам, не щадя никого на своем пути.
Он был один, ибо те, кто последовал за ним, давно бежали. В этот самый момент из зияющего провала дверей выполз Глаурунг, и вольготно разлегся поперек дороги, отрезая Турину путь к мосту. И внезапно он заговорил, ибо был одержим темным духом.
— Приветствую тебя, сын Хурина. Вот и свиделись!