Сильмариллион (перевод Lex Hellhound)

Саурон, как и все прочие окрестные жители, прекрасно знал, какая судьба предначертана гончему псу Валинора, и решил, что должен лично помочь исполниться предначертанию. Поэтому он принял форму сильнейшего из когда-либо бродивших по свету волков и отправился отвоевывать мост.

И такой ужас вызывал он одним своим видом, что Хуан в страхе отпрыгнул с дороги. Тогда Саурон бросился к Лютиен, и та рухнула в обморок перед лицом напасти с глазами падшего духа и непереносимо зловонным дыханием, вырывавшимся из пасти. Но прежде она успела взмахнуть полой своего плаща у него перед мордой; Саурон пошатнулся, ибо его на несколько секунд одолела сонливость. Вот тут-то Хуан и воспользовался представившейся возможностью. Далее последовала жестокая схватка между Хуаном и Сауроном в облике волка, огласившая окрестности жутким воем и лаем. Звуки эти достигли даже сторожевых постов на Эред Ветрин, немало напугав их защитников.

Но ни колдовство и чары, ни клыки и яд, ни дьявольские навыки и звериная сила не могли помочь Саурону избавиться от мертвой хватки Хуана, не покидая волчье тело. Однако прежде, чем падший дух успел оставить темную оболочку, подбежала Лютиен и пригрозила отправить Морготу его жалкий призрак, сказав:

— И будешь там вечно терпеть его издевки, и взгляд его будет пронзать тебя насквозь; если, конечно, не уступишь мне башню.

Тогда Саурон признал поражение, и Лютиен стала хозяйкой острова и всего, что на нем было; только тогда отпустил его Хуан. Саурон тут же принял облик вампира, огромного, словно пробегающая по лику луны туча, и позорно бежал, капая на землю кровью из разодранного горла на деревья. Добравшись до Тар-ну-Фуин, он поселился там, сея в округе ужас и страх.

Встала тогда Лютиен на мосту и провозгласила свою власть. И заклятье, державшее камни вместе, рассеялось; врата распахнулись, стены рухнули, и подземелья оказались открыты небесам. Оттуда в страхе и растерянности вылезла целая толпа пленников и рабов, прикрывавших от слабого лунного света глаза ладошками — так долго они пробыли во тьме, что отвыкли даже от такого света. Не вышел лишь Берен.

Хуан с Лютиен принялись обыскивать весь остров; в конце концов, Берен был обнаружен скорбящим над телом Фелагунда. И так велико было его горе, что он даже не пошевелился, когда раздались поблизости ее шаги, даже не услышал их. Лютиен, посчитав его погибшим, заключила Берена в объятья и погрузилась в забытье. Но когда Берен вынырнул из глубин отчаяния и тоски, они посмотрели друг на друга; и в этот момент над темными холмами заиграла заря нового дня.

Тело Фелагунда они похоронили на вершине его собственного острова, очистившегося от зла. И зеленая могила Финрода, сына Финарфина, прекраснейшего из эльфийских принцев, оставалась в неприкосновенности до тех самых пор, пока очертания земель не изменились и море не пришло поглотить их. Финрод же со своим отцом Финарфином ныне гуляют под кронами деревьев Эльдамара.

Берен с Лютиен Тинувиэль вновь были свободны, и теперь радостно шагали по лесам, наслаждаясь обществом друг друга; даже несмотря на то, что пришла зима, морозы не кусали их, а на пути Лютиен все так же продолжали распускаться цветы и петь у заснеженных подножий холмов птицы. Лишь верный Хуан отправился обратно к своему хозяину; стоит ли упоминать, что любовь и дружба меж ними никогда уже не была прежней.

В Нарготронде царило смятение. Сюда вернулись многие из тех пленников, которых держали в заключении на острове Саурона, и поднявшийся в городе ропот не могли усмирить никакие слова и речи Келегорма. Эльфы горько оплакивали гибель своего короля Фелагунда; они говорили, что девушка сумела совершить то, на что не осмелились сыновья Феанора. При этом многие понимали, что Келегормом с Куруфином руководило скорее предательство, нежели страх. И сердца нарготрондцев отвратились от них и вновь обратились к роду Финарфина; впоследствии они повиновались лишь Ородрету. Последний не позволил им убить братьев, как предлагали некоторые, поскольку пролить кровь родственников — значит приблизить проклятье Мандоса, и без того нависающее над их головами. Однако Келегорму с Куруфином было отказано в пище и крове в пределах королевства, и Ородрет предупредил, что отныне и впредь сыновьям Феанора не стоит искать любви и поддержки в Нарготронде.

— Да будет так! — ответил Келегорм, зловеще сверкнув глазами; Куруфин лишь улыбнулся. Оседлав коней, они ураганом понеслись прочь, на восток, чтобы попытаться найти кого-то из своих родственников. Сопровождать их не поехал никто, даже эльфы их собственного народа; ибо все понимали, что проклятье крепко вцепилось в братьев своими когтями, и зло следовало за ними по пятам. Даже Келебримбор, сын Куруфина, отрекся от отца и остался в Нарготронде; лишь верный Хуан последовал за лошадью своего хозяина Келегорма.