Кархарот заметил их издалека, но поначалу не признал; новости о смерти Драуглуина давно уж достигли Ангбанда, а вот гляди ж ты — идет. Поэтому, когда Берен и Лютиен приблизились, оборотень не пропустил их внутрь, а приказал остановиться и принялся обнюхивать парочку. Он даже успел различить некий подозрительный запах, когда внезапно некая древняя сила, пробудившись ото сна, охватила Лютиен, и та сбросила с себя вонючую шкуру, представ перед огромным Кархаротом в своем истинном обличье — небольшом, но сияющем и наводящим страх. Вскинув руку, она приказала ему уснуть:
— О падший дух, погрузись в темное забвенье и забудь о на время о страхах и заботах живущих.
И Кархарот рухнул наземь, объятый сном, будто сраженный молнией, а Берен с Лютиен прошли через врата и углубились в хитросплетение извивающихся лабиринтов лестниц, чтобы совершить величайший изо всех подвигов эльфов и людей.
Долго ли коротко ли, подошли они к трону Моргота, что стоял в самом нижнем из залов, объятом покровом невыразимого ужаса, освещенном пылающим огнем и заполненным орудиями, несущими смерть и мучения. Берен в волчьей шкуре поспешно шмыгнул под трон; Лютиен же, лишенная своей маскировки волей Моргота, смело встретила его взгляд. Она назвалась и предложила спеть ему песню, словно случайно забредший в сии чертоги менестрель.
Моргот, оценив невероятную красоту девушки, почувствовал вожделение и задумал такую гадость, каких не совершал со времен своего побега из Валинора. Однако собственное коварство предало его; вместо того, чтобы скрутить Лютиен, он со зловещим удовлетворением глядел на нее, погрузившись в непотребные мысли. И Лютиен воспользовалась этим, чтобы скрыться с его глаз, и, затаившись в тенях, запеть песнь чудесную песнь такой невероятной силы, что Морготу ничего не оставалось, кроме как слушать; глаза его заволокло туманом, и, сколько он не вертел головой, отыскать взглядом Лютиен не смог.
Вскоре палаты его погрузились в сон, а пламя стало угасать и потухло; лишь сильмарили в короне на голове Моргота внезапно засияли ослепительным белым огнем. Вес короны и камней потянул голову его вниз, словно на нее вдруг легла тяжесть всего мира, обремененного таким количеством забот, страха и желаний, что даже воля Моргота не сумела удержать все это вместе взятое. Лютиен, придерживая свои развевающиеся крылатые одежды, взлетела в воздух, откуда голос ее низвергался вниз, словно потоки дождя в глубокие и темные водоемы. Она набросила на глаза Морготу свой плащ, погрузив его в сон темнее внешней Пустоты, где он некогда бродил в гордом одиночестве.
И Моргот упал, скатившись со своего трона подобно черной лавине; и замер неподвижно на полу созданного им самим ада. Железная корона с лязгом упала с его головы, и все затихло.
Берен распластался на земле, словно убитый зверь; но Лютиен своим прикосновением пробудила его, после чего тот скинул с себя жуткую волчью шкуру. Затем Берен достал нож Ангрист и с его помощью сковырнул с короны Моргота сильмариль.
Сжав камень в руке, Берен почувствовал растекающееся по ладони тепло, и она стала похожа на зажженный светильник; но прикосновение Берена сильмариль выдержал и не обжег его. Тогда Берену пришло в голову вопреки своей клятве принести из Ангбанда не один, а все три драгоценности Феанора; но судьба у сильмарилей была другая. Ангрист соскользнул, и острое лезвие царапнуло Моргота по щеке. Он застонал и пошевелился, и вся темная рать Ангбанда начала пробуждаться ото сна.
Ужас охватил Берена с Лютиен, и они помчались прочь не разбирая дороги и даже не пытаясь вернуться к маскировке; единственным их желанием было поскорее выбраться на свет. Они не встретили на пути препятствий и погони за собой не услышали, но выход за Врата был перекрыт для них проснувшимся Кархаротом, стоявшим в гневе на пороге Ангбанда. Он заметил их раньше и набросился на бегущих в панике Берена с Лютиен.
Лютиен была измождена, да и времени на то, чтобы успокоить волка, совсем не было. Тогда грудью на ее защиту встал Берен; он вскинул правую руку с зажатым в ней сильмарилем, и Кархарот на какое-то мгновение испугался.
— Ступай прочь, тварь! — выкрикнул Берен. — Ибо этот огонь способен поглотить тебя, как и все прочие порождения зла.