Огонек перевел дух и зашагал дальше. О прошлом старался не думать — только чудилось все время либо змеиное тело поперек тропы, либо стук копыт верхового животного… как тогда, при первой встрече с братьями Тайау.
Небольшую серую грис он обнаружил на окраине, привязанную к забору. Судя по всему, на ней не очень-то ездили, скорее перевозили грузы — по крайней мере на спине громоздился вьюк.
Отвязывая добродушно фыркавшую грис, мальчишка невольно ежился, вспоминая слова — «воров у нас убивают».
Но понимал — на своих двоих доберется разве до поселений.
Вьюк снял и оставил лежать на земле. Пожалел, что в нем нет еды — взял бы, чего уж там…
Шарахался от любого шороха. Конечно, столкнись он с людьми в лоб, имени Кайе Тайау довольно было бы, чтобы обеспечить безопасность себе; но вдруг привели бы в Асталу, к оборотню? А там… все равно там, где Къятта, он долго не протянет.
Лес
Привстать, отползти от камня. Прислониться спиной к многовековому дереву — живая кора, дышит — и сидеть так вечно. Просто жить… как живет бабочка-однодневка или облачко в вышине.
Но я не смогу, думал мальчишка. Я уже не смогу. Я не помню о себе ничего — но ведь было же что-то. Иначе откуда — память о матери, понимание, что за растение передо мной, птичка из серебра?
Серая птица-кауи защелкала, засвистела. Мальчишка задрал голову, пытаясь разглядеть ее через переплетенье ветвей.
Я хотел бы начать заново, думал он. У меня нет прошлого… или есть? Но что? Тусклая, полная страха жизнь в башне? Или же… дружба, которую его старший брат назвал нелепой? И верно — нелепо… Да была ли та дружба?
Как скоро оборотень осознал бы, что Огонек не равен ему и никогда не станет таким же? А что потом? Покровительство, снисходительное и жестокое? Он не отказывается от данного слова… он не выбросил бы полукровку, как ненужную вещь.
— А я пожелал ему смерти там, — негромко проговорил Огонек.
Рыжий зверек в траве насторожил уши. Почесал себя задней лапой под подбородком и побежал по своим делам. Непохоже было, что рассердился, да и вообще вряд ли понял, о ком речь.
С его исчезновением снова нахлынуло одиночество, ознобом по коже — а вечер был теплым…
Грис он потерял на третьи сутки — привязал на ночь к дереву, устраиваясь спать на ветвях, а утром не обнаружил и веревки. Вздохнув, понадеялся, что животину не сожрали, по крайней мере — сама отвязалась. Ехать на ней было — одно мучение, без седла да нормальной узды — но все же быстрее.
Позади давно осталась река Читери, воздух снова был влажным — значит, впереди еще река, и немаленькая. Быть может, та, в которой он барахтался две луны назад… Иска, назвал ее Кайе.
А за ней — ничейные земли. Мысль об этом пугала, словно готовился ступить в неизвестное… а ведь какая разница, если посудить? Что там, что тут — лес… и от дороги приходится держаться в стороне; если уж совсем невозможно, брести по ней, подскакивая от каждого шороха.
В Астале и окрестностях ее нельзя оставаться. Мало того, что Сильнейшие налетают, как вихрь, внезапно… мало того, что право имеют делать все, что придет им в голову. От мысли, что может встретиться с братьями снова — хотелось зажмуриться. Как представлял себя, оборванного, никчемного… подумаешь, Сила. Пользоваться ей не умеет еще, да и разница…
Как наяву представил взметнувшуюся челку, взгляд — свысока, с грис. Слова почудились — думаешь, стал по-настоящему сильным? И улыбка другого, рядом. Едва заметная.
— Не хочу! — сквозь зубы прошептал Огонек.
Поднялся и зашагал к солнцу — оно как раз на север указывало, это успел выучить. Есть свободные поселения. Есть эсса, в конце концов.
Ну и… есть одиночество.
Глава 14
Он ничего не знал о лесе, но порой пугающее чувство просыпалось — надо так, а не иначе. Как с корнями тогда, в Астале. Надо здесь выбрать место для ночлега. Нельзя касаться вон тех листьев, а эти ягоды можно есть… и другое, подобное. Потом чувство уходило, и без него, пожалуй, было привычнее — в самом деле, откуда мальчишка мог выучиться понимать лес?
Когда увидел широкую цепь огромных рыжих муравьев, целеустремленно переползавших через бревно, шарахнулся в сторону — и лишь потом сообразил, что снова заговорила память, покрытая паутиной… такие муравьи уничтожают все на своем пути и не сворачивают с выбранного направления.
Почти не попадалось ручейков — от жажды спасали растения с огромными мясистыми листьями. Сок их, прохладный и кисловатый, превосходно утолял жажду.
Ночами на разные голоса перекликался лес, а днем засыпало все.
Массивная фигура мелькнула между стволами. Очень большой зверь… меньше медведя, и не энихи. Кто?
Из полумрака на Огонька смотрело безобразное лицо с низким лбом и всклокоченными волосами.
Мальчишка с трудом сглотнул — а страшное, похожее на человека существо неловко качнулось вперед и двинулось к нему, прихрамывая. Широченные плечи, тело, во многих местах поросшее шерстью… совсем негустой шерстью. Ни намека на одежду. Глубоко посаженные глаза, черные, как угольки, и неожиданно по-человечьи внимательные.