Говорит… Огонек вздохнул. Самая прекрасная девушка, которую он когда-либо встречал… а встречал он, по правде сказать, мало. Атали тоже ничего, но она еще маленькая. Как белый цветок под водой — красиво, а толком не разглядишь. А Киаль… Вспомнились ее плавные танцующие движения, смуглая кожа, по которой скользили солнечные блики и блики от зажженного южанкой огня, пышные волосы, переплетенные с висячими золотыми цепочками. Темные смеющиеся глаза, и смех горловой — сотней бубенчиков. Такая… необыкновенная. Только вряд ли когда-нибудь снова ее встретит.
Путь давался ему без труда — все-таки жизнь у дикарей закалила изрядно, и пока еще не успел позабыть, что такое дорога. Грис — черная с подпалинами — оказалась на диво послушной, и, в общем, сидеть на ней было почти удобно.
Подросток упрямо старался держаться неподалеку от Этле, прилагая массу усилий, чтобы она этого не заметила. На привалах устраивался шагах эдак в пяти от нее, и смотрел исподволь, напрягал слух — вдруг скажет что-нибудь важное? Что именно надеялся услышать, и сам не знал. Благодаря этой постоянной слежке первым заметил огромного пятнистого паука, примостившегося у девчонки над головой — Этле сидела, спиной прислоняясь к стволу, невзирая на предупреждения, что так делать не стоит.
Навыки, приобретенные рядом с воинами Ауста, не прошли даром — Огонек схватил тяжелый сучок и швырнул в паука, сбивая его наземь.
— Ты что?! — закричала девушка, вскакивая. Она явно решила, что полукровка сошел с ума. Тот растерянно улыбнулся, не зная, как девушка отнесется к многоногому чудищу — но та сама заметила паука рядом, среди редкой травы. Взвизгнула, отскочила. Огонек поспешил к ней, палкой загнал тварь подальше в заросли.
— Он ядовитый, — неловко сказал.
— Ну и пусть. Зря ты его сбил, — с неожиданной злобой произнесла Этле. — Пусть бы кусал, чем сильнее, тем лучше — надоело так жить!
— Да не умрешь от его укуса, только долго болеть будешь, — вздохнул подросток, чувствуя себя кругом виноватым.
Теперь он уже остерегался подходить близко — похоже, его общество совсем неприятно девушке. Однако ночью, когда развели костры, Этле подошла и села рядом с ним — так близко, как садились северяне обычно. На юге расстояние между людьми было меньше… Трещал пересмешник, подражая ночным и дневным птицам. Порой свирепая радость слышалась в его смехе и щелканье, и звуки разносились по ночному лесу, вызывая мурашки у людей.
— Я скоро умру, — сказала Этле.
— Почему?!
— Чувствую. Я сильно виновата перед Айтли. И даже не знаю, сумею ли искупить эту вину… успею ли. Я с радостью убила бы всех южан…
— Почему? — Огонек поразмыслил, стараясь не сказать ничего обидного: — Разве ВСЕ причинили вам зло?
— Ты намерен поучать меня? Не смей говорить о том, чего не понимаешь, — голос девушки, только что ломкий, больной, жестким стал и холодным. — Не каждый паук кусает человека, но из паучьего гнезда никогда не выйдет бабочка!
— Причем тут бабочки… Ладно, прости, — Огонек печально посмотрел на девушку, которая бездумно уставилась в огонь.
— Я в самом деле скоро умру, — задумчиво проговорила девушка, уже не сердясь. — Способность видеть будущее — редкий дар среди уканэ. Прошлое видят чаще… и мы с братом могли. Но сейчас его нет, а я вижу вперед. Там только дымка, и нет ничего — ни одного знакомого лица… пятна и тени. Наверное, это смерть.
— Когда я жил на юге, — начал было подросток, и поперхнулся. Но нет, Этле спокойно смотрела в огонь. — Когда я там жил… я мало что видел. Но слышал о смерти одного мужчины из Сильнейших — его сожгло изнутри собственное пламя, когда он захотел взять слишком многое. А с чего тебе умирать? Ты совсем юная, у тебя нет врагов…
— Думаешь, нет? — сжала она тонкие губы. — Жаль. Врагов нет только у ничего не стоящих…
Больше не разговаривали. До полуночи болтал с Шику — молодой северянин старался развеселить полукровку, и это ему удалось. Он умел показывать разные штуки — раковинка цветная невесть куда девалась из его ладони и оказывалась почему-то в поясе у Огонька. Или два конца разорванной веревки неожиданно срастались в одно. Силой тут и не пахло… но как же тогда получаются чудеса??
Утром полукровка заметил, что Лачи как-то особенно пристально смотрит на него. А ведь до сего дня в пути почти не уделял подростку внимания — по большей части погружен был в собственные думы.
Огонек ответил достаточно дерзким взглядом. Уж больно не нравилось, как поступили с Этле… хотя она виновата, конечно. Кираи сказал — она не должна была бежать… но попробуй, усиди на месте, когда над шеей занесено лезвие!
Лачи подъехал к подростку поближе — тропа была узкой, и грис неторопливо шли почти в самом конце кавалькады, так, что никто не мог слышать разговора всадников.
— Не против побеседовать немного?
— Не против. Только скажи, эльо, что будет в долине, куда мы едем.
— Тебя беспокоит что-то? — Лачи прищурился, внимательно, чуть склонив голову на бок.
— Нет. Но Кави остерегал меня.
— От чего?
— Он и сам не мог понять. Наверное, от южан. О чем ты хочешь говорить с ними, эльо?