Сильнейшие

— А ты заметно подрос, — одобрительно проговорил Лачи. — Пожалуй, с тобой можно говорить полностью откровенно — поймешь, и не испугаешься. Я кое-что расскажу. В долине Сиван будет сложно. Между нами сейчас мир… если можно так выразиться. Мы примерно равны по силе… были все время. Но когда появился он, равновесия не стало. Если он по-настоящему станет взрослым, они смогут одержать верх.

— Он — это кто?

Хотя Огонек знал ответ.

— Ты ведь слышал про реку Иска. Там погибло около тридцати человек… может быть, некоторые из них были повинны в излишней горячности. Но они не нападали первыми… да и вторыми напасть не успели.

Подросток хмуро рассматривал шерсть на макушке собственной грис. Было не просто тяжело — не оставляло назойливое, сосущее чувство: оборотень хотел убить и его. И понимал — бред, чушь, нелепица. Даже имени Огонька тогда не знал, какое там — и не подозревал, что на берегу реки Иска живут несколько человек, отказавшихся и от севера, и от юга. Понимал, но поделать с собой не мог ничего.

— Они ушли, посмели уйти, и поэтому тоже погибли, — тусклым голосом проговорил Огонек.

— О ком ты?

— О родителях. И тех, кто жил с нами…

— Ты прав. Не стоит нарушать… пусть не самый лучший порядок, быть может, но все же установленный на благо людей.

— И что же? Я знаю, что в долине будут южане.

— Ты не знаешь, что едет туда — он.

Огонек дернул повод грис — невольно, животное взвизгнуло и поднялось на дыбы.

— Зачем?! — воскликнул подросток, еле удержавшись в седле.

— Боюсь, что южанам надоело мнимое равновесие… Они хотят слишком многого. Хищники не договариваются между собой — они просто грызутся, и выживает сильнейший, — в голосе Лачи звучала острая горечь. — Север никогда не научится действовать так, по звериному…

Он ударил ногами в бока грис и поехал быстрее.

* * *

Женщина глаз не сводила с юноши впереди. Мальчишка… отказался одеваться, как все, и посланцы, и свита — в темно-синее. И попробуй, заставь… но цвет, выбранный им, об одном говорит — о вражде. Осталось надеяться, что северяне попросту ничего не поймут. Они уделяют кучу ненужного внимания плетеным побрякушкам и разнообразным узорам, но цвет для них мало значит.

Тумайни готова была придушить собственноручно всех членов Рода Арайа и Рода Тайау… первых — за то, что именно они настояли: вступив в Совет, пускай на правах младшего, надо пройти испытание. Вторых за то, что породили это едущее впереди существо. Женщина уповала только на собственный ум и выдержку: второй посланник, один из племянников Тарры, Толаи, отличался общей для их Рода чертой — невозмутимостью, однако соображал не слишком быстро. Ну, по крайней мере, он не доставит хлопот.

А вот оборотень… Тумайни всерьез обдумывала возможность подсыпать ему чего-нибудь по дороге. Пусть не смертельного… так ведь чувствует чуждые запахи. Не получится.

Лицо его брата было совсем темным, когда понял — сами себя загнали в ловушку. А Ийа, вот бы кого тоже в Бездну отправить — лишь улыбался. Здоровье наполовину вернулось к нему, а яд никуда и не девался. Кто б сомневался — его идея, отправить Дитя Огня в долину Сиван. Он сказал — или боитесь оставить оборотня одного? А теперь Тумайни держит ответ перед Югом… ей всучили цепь, пристегнутую к ошейнику хищника, и остается молиться хоть Бездне, что он послушает — в отсутствие хозяина-то.

Птица-ольате перелетала с ветки на ветку, сопровождая отряд. Всего двадцать всадников… с севера прибудет столько же. Рабочих-эсса в долине Сиван больше, но они мало на что пригодны. Конечно, воины охраняют рабочий лагерь — и все же силы равны. Север не может взять с собой много бойцов, это будет открытый вызов. Даже если считать охрану добытчиков Камня… все равно оборотень стоит большего.

Тумайни впервые улыбнулась. Никто не обвинит южан, что их слишком много.

На привале не приходилось заботиться о пропитании — стреляли птиц скорее ради забавы. Зато Кайе спрыгивал с седла и в обличье энихи уносился в чащу, стоило протрубить в рожок о перерыве в пути. И возвращался — довольный, злой, и с добычей. Чаще всего не волок ее до лагеря, просто указывал, где оставил гривастого кабана или оленя. Тумайни так и хотелось в насмешку бросить ему поноску, приказать: ищи! С трудом удерживалась. И за помощь в охоте благодарила вполне искренне.

А птица-ольате не отставала.

Тумайни все больше тревожилась, видя, как луна идет на ущерб — дни летели; и менялся рельеф, среди сборищ деревьев-гигантов все чаще появлялись большие просветы, и холмы уже не прятались под землей.

— Ты рад, что пришлось покинуть Асталу? — спросила она своего юного спутника. Понять бы, как тот сам относится к поручению…

— Что мне, там и сидеть? — откликнулся тот сумрачно. — Шипение из-за углов… Дед, который слабеет день ото дня. Мать… может, придет в себя когда-нибудь. Оттуда, изнутри, я не сделаю ничего.

Тумайни вспомнила разговор, который произошел у них с Къяттой перед отъездом послов.

«Как ты управляешься с ним?» — спросила женщина.