Сильные духом

— Сожалею, господа, но в нашем лагере нет тех, кто вам нужен. Несколько дней назад я получил приказ. — Порывшись в папке, он достал документ и протянул его немцам. — Во исполнение данного распоряжения эти люди были выпущены на свободу. Я не знаю, где они могут сейчас находиться. В любом случае они уже далеко отсюда. Так что вы понапрасну проделали столь долгий путь. Мне очень жаль.

Хорошо, что он был предусмотрителен и выставил у кабинета двух вооруженных охранников. Мотье вышел из-за стола и, подойдя к двери, крикнул в коридор:

— Гости уезжают. Проводите их, пожалуйста, до машины.

Немцы были в ярости. Комендант проводил глазами удалявшиеся черные машины, удивляясь тому, как хорошо у него стало на душе.

Через час, убедившись, что гестаповцы не передумали и не вернулись, он приказал привести к нему двух пасторов. Когда их ввели к нему в кабинет, грязных, небритых, похудевших, он объявил, что отпускает их на свободу.

— Мы не подпишем это обязательство, — сказал Фавер.

— Забудьте о нем. Я не буду настаивать. Только что здесь были люди из гестапо. С ордерами на вашу выдачу. Я их обманул, и они уехали, однако не исключено, что они все еще где-то поблизости. Вам следует об этом помнить.

— Спасибо за предупреждение.

— Думаю, отныне они станут за вами охотиться. Советую принять все меры предосторожности.

— Хорошо, — сказал Фавер.

Мотье вышел из-за стола и, улыбаясь, пожал обоим руки.

— Забирайте вещи и бегите отсюда. Прощайте и удачи вам!

Глава восьмая

Снова прилетел «шторх». День опять выдался ясный, солнечный — прекрасная погода для разведки с воздуха.

— На этот раз он заметит самолет, — сказал Пьер старику Доде. — Мне его даже отсюда видно.

Они стояли во дворе и смотрели. Пролетая над фермой, самолет словно запнулся, наткнувшись на невидимую преграду.

— Так и есть, заметил, — пробормотал Пьер.

Старик поморщился. «Шторх» заложил крутой вираж и пролетел прямо над разбившимся истребителем, затем развернулся, чтобы посмотреть еще раз. Совершив несколько заходов, он наконец улетел.

— Через час, — сказал Пьер, — здесь появятся машины с солдатами. Думаю, вам не хочется с ними встречаться. Мне-то уж точно лучше сматывать. Собирайте пожитки, зовите жену и поедем, пока не поздно.

— А как же скотина? Кто ее накормит? Коров надо доить два раза в день. Возьмешь с собой мою старуху. Скажу, чтоб собиралась.

— Я заберу свое хозяйство. Не хватало еще, чтоб они нашли у вас мою мастерскую.

Когда Пьер Гликштейн вернулся с чемоданом и мешком, Доде уже запряг кобылу.

Спустя несколько минут из дома вышла хозяйка — высокая худая женщина лет шестидесяти пяти в потертом черном пальто поверх длинного черного платья, черном платке и черных ботинках на деревянных подошвах. Ее чемодан оказался таким тяжелым, что Пьер не смог в одиночку положить его в телегу. Должно быть, берет с собой фамильное серебро, решил он, не смогла расстаться с единственным сокровищем, передаваемым из поколения в поколение.

— Куда ты хочешь ее отвезти? — спросил старик.

— Вам лучше об этом не знать — на случай, если немцы станут вас допрашивать.

Коротко кивнув Пьеру, старик шлепнул лошадь по крупу:

— Езжайте.

Дорога, на которой местами уже не было снега, шла лесом. На вершине холма, как помнил Пьер, стоял фермерский дом. Именно туда он сейчас и направлялся.

Хозяева фермы хорошо знали мадам Доде, и он оставил ее у них, а сам поехал дальше, потому что на дне телеги лежал мешок, от которого надо было поскорее избавиться. За поворотом Пьер увидел грузовик, полный немецких солдат.

Проклятие! — подумал парень. Как они могли так быстро приехать?

Ему пришлось остановиться. Двое солдат спрыгнули на дорогу и направили на него дула автоматов. Из кабины вышел человек в длинном кожаном плаще и темной фетровой шляпе. Это был оберштурмбаннфюрер Грубер, и, хотя он не представился, Пьер сразу понял, с кем имеет дело.

— Документы! — потребовал Грубер.

Протягивая ему бумаги, Пьер старался унять дрожь в руках.

— Расстегни пальто, — велел Грубер и, повернувшись к подошедшему офицеру, приказал: — Обыскать его!

Когда обыск закончился, Грубер бросил взгляд на солдат, по-прежнему державших Гликштейна на прицеле.

— Поворачивай! — рявкнул он. — Выезжать из города запрещено.

Пьер погнал лошадь к Ле-Линьону. Он слышал, как спрыгивают с машины солдаты, которые будут блокировать дорогу.

Миновав ферму, где он оставил мадам Доде, Пьер свернул к основанному пастором Фавером коллежу. Он привязал лошадь к дереву, взял мешок и вошел в здание, где рассовал ротатор, пишущие машинки и пузырьки с чернилами по пустым кабинетам и кладовкам — в подобном месте они не должны были вызвать подозрения. Бланки, незаполненные удостоверения личности и другие бумаги Пьер изорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз.

Только после этого он смог позвонить в дом пастора и предупредить об опасности. Трубку сняла мадам Фавер.

— Боши уже в городе, — сообщил Пьер.

— Кто вы?

— Тот парень, который привез летчика. Он все еще у вас?

— Нет. Конечно, нет. — Мадам Фавер повесила трубку.