Сильные духом

— У нас дома раненый американский летчик. Его самолет сбили. Он уже почти поправился. — Она замолчала, потом, немного смутившись, добавила: — Я за ним ухаживала.

— И давно он у нас появился?

— В тот день, как вы уехали.

Мадам Фавер заметила замешательство Рашели, но сейчас ей некогда было об этом думать. У нее в доме прячется американский летчик — вот что сейчас самое важное. Надо было что-то предпринимать. Оставлять его слишком опасно.

— Ты все время была с ним? Одна?

— Да. Но ведь он раненый.

Она словно оправдывается, подумала Норма.

— Кто еще знает, что он у нас в доме?

— Парень, который его привез, и доктор.

— Больше никто?

— Никто.

Они пересекли площадь. В такой холод и тем более в столь поздний час на улицах не было ни души.

— Расскажи мне об этом летчике.

— Он из Нью-Йорка, его отец — банкир. Ему двадцать лет, у него есть брат и сестра, и он два года отучился в университете. Он вам понравится, вот увидите.

— Как его зовут?

— Дейви.

— Дейви?

— Второй лейтенант Дэвид Гэннон.

Слушая Рашель, мадам Фавер никак не могла понять, действительно ли в поведении девушки было что-то странное или ей это только кажется. А если все-таки не кажется?

— Он сильно пострадал?

Рашель описала ранения Дейви. Трое старших детей уже вбежали в дом, оставив наружную дверь настежь.

— Что ж, пойдем взглянем на твоего второго лейтенанта Дейви, — сказала мадам Фавер.

Дверь в спальню, где лежал Дейви, была закрыта. Рашель сходила за ним, и через минуту американец показался на пороге гостиной. Мадам Фавер стояла у камина.

Когда Дейви приблизился, она пожала ему руку и познакомила его с детьми, которые с любопытством разглядывали незнакомого молодого человека. Один за другим они подошли и пожали ему руку.

Мадам Фавер объяснила, что ему не надо беспокоиться насчет детей, они видели сотни беженцев, приходивших в этот дом, и научились держать язык за зубами.

Потом она попыталась разговорить американца, но это у нее плохо получалось, возможно, из-за того, что она стеснялась своего неважного английского. У парня было открытое, честное лицо, а выглядел он даже моложе, чем Рашель.

Вскоре, прервав разговор, Норма пошла укладывать детей. Когда, прочитав им на ночь сказку и подоткнув одеяла, она вернулась в гостиную, Дейви, несмотря на сломанную ногу, вскочил со стула и стоял, пока она не села. Мадам Фавер увидела в этом признак хорошего воспитания.

— Где вы спали? — спросила она Дейви.

— Я отдала ему свою комнату, — ответила за него Рашель, кинув взгляд на американца, который в свою очередь посмотрел на нее. У обоих был крайне смущенный вид.

— Хорошо. Оставайтесь сегодня там.

— Я спала в комнате девочек, — поспешила добавить Рашель.

— Теперь они вернулись, так что этот вариант отпадает. До возвращения мсье Фавера ты можешь спать у меня.

Она видела, что между этими молодыми что-то есть. Если б только знать, как далеко у них зашло.

— Вам не стоит долго у нас оставаться, — сказала она американцу. — Надо найти такое место, где вам будет и удобней, и безопасней. Не беспокойтесь, мы что-нибудь подыщем. А когда нога у вас заживет, постараемся переправить вас в Швейцарию или Испанию.

— Это было бы здорово, — ответил Дейви.

— Ладно. Сейчас уже поздно. Нам всем пора ложиться.

Проснувшись среди ночи, Норма обнаружила, что постель рядом с ней пуста. Ощупала простыню — холодная. Прислушалась, но ничего не услышала. Она лежала в темноте и ждала. Спустя какое-то время в спальню вошла Рашель. Увидев, что мадам Фавер не спит, она прошептала:

— Мне надо было сходить в ванную.

Глупая девчонка, подумала мадам Фавер. Надеюсь, ты не сделала ничего такого, о чем будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Она переживала за Рашель, как за родную дочь — в конце концов, другой матери у той не было.

Комендант лагеря в Ле-Верне запросил у начальства указаний, что ему делать с этими непокорными пасторами. Но из Виши пока не позвонили.

Мотье увидел из окна, как к зданию администрации подъехали два черных автомобиля. Из них вылезли четыре офицера гестапо и, оглядевшись по сторонам, вошли. Комендант сел за стол и стал ждать появления незваных гостей.

Когда офицеры показались на пороге кабинета, один из них с ходу заявил, что им нужны Фавер, Анрио и Вернье. Кивнув, он протянул коменданту три ордера. Мотье молчал, лихорадочно соображая, как поступить. В Германии гестапо было выше закона и творило там страшные вещи. И здесь, во Франции, тоже. Но иногда, как в данном случае, гестаповцы старались держаться в рамках французских законов.

Предъявленные Мотье ордера были выписаны по всем правилам, и, если он выдаст им заключенных, он не нарушит закон. Правда, когда эти люди попадут в руки гестапо, требования закона уже вряд ли будут соблюдаться. Мотье, как и многие, был наслышан об усиленных допросах.

Но Фавер и Анрио — проповедники, а не преступники. Им не предъявлено обвинения, и к тому же они сторонники ненасильственного сопротивления. Мотье был уверен, что в их родном городе их уважают, а возможно, и любят.

Комендант принял решение. С какой стати он должен передавать кого бы то ни было этим свиньям?