В вертолете кто-то говорит мне, что они отправят меня в Харборвью
Мы летим, как мне кажется, очень долгое время.
Я не понимаю, что вижу, но мой мозг заполняют воспоминания о Куинн, рассеивая мое полуобморочное состояние. Только о ней я и могу думать.
Я снова прихожу в сознание, пытаюсь пошевелиться. Я не знаю, где нахожусь, но в этот раз боль поражает меня в самое сердце, сердцебиение быстро пульсирует в ушах и даже глазах. Я кричу, но не издаю ни звука.
Ничего.
Ни движения.
Ни звука.
— Принесите мне три единицы крови! — кричит кто-то, и, думаю, меня куда-то везут, а затем врываются в комнату с ослепительно-ярким светом. Возможно, сейчас я на носилках.
— Что с ним произошло?
— Мужчина семнадцати лет… автомобильная авария… травма головы от удара тупым предметом… открытый перелом черепа и возможный перелом позвоночника.
Этот разговор ведется около меня, пока я борюсь с собой, чтобы оставаться в сознании. В течение, как мне кажется, долгого времени, я то теряю сознание, то снова прихожу в себя, мои мысли размыты, все тело мучительно болит.
В какой-то момент я начинаю вырываться из ремней, которыми связан — мне нужна Куинн. Мне нужно, чтобы она была рядом.
Все мое тело невыносимо болит… голова, живот, грудная клетка, в течение, как мне кажется, часов, дней, когда на самом деле, возможно, проходят минуты, секунды… а потом я не чувствую больше
И я понимаю, что произошло.
Они опоздали. Уже слишком поздно для меня. Я знаю, что они не могут спасти меня. Я чувствую это.
Я ускользаю.
Я слишком хорошо понимаю это.
Сейчас я все понимаю — голоса, которые мне незнакомы, делают что-то со мной. Пока я пытаюсь сфокусироваться на них, распознать, откуда они исходят, они исчезают. Я чувствую, как ухожу.
Не знаю, сколько прошло времени с момента, как я отключился.
Я вижу своего отца в море. Он пытается плыть, борется с тем, чтобы держаться на плаву, но обрушивающиеся на него бешеные волны продолжают накрывать его с головой. Это событие — лишь мираж в моей голове, ничего определенного, все очень нечеткое. Я вижу яркий свет, со свистом проносящиеся рядом со мной волны. Они окружают меня, потом становятся черными, угасают от воспоминаний о том, где я нахожусь, где я был.
Мне больно. Это самая сильная боль, которую я когда-либо ощущал. Она распространяется по всему моему телу, поглощает все эмоции, которые есть во мне. Боль, будто от удара ножом, или, может, это шум в моих ушах. Он громкий, звенящий, причиняющий резкую боль, хотя я не уверен, откуда именно он исходит.
В моих ушах стоит громкий звон, но я не могу сказать, звенит он в моей голове или нет. Опять-таки, я вообще не уверен, откуда именно он исходит.
Я хочу, чтобы он прекратился. Хочу сбежать прочь от звуков и боли, но не могу.
Эти мучения кажутся бесконечными.
Я никогда не видел подобного прежде. Насыщенные, яркие цвета, которые не увидеть человеческим глазом, смешаны с более тусклыми, а потом все становится размытым и белым, и затем меняется. Свечение перемешивается с картинками из прошлого, но я не могу сфокусироваться ни на одной из них, чтобы понять, о чем они.
Я не могу думать, нет, мысли причиняют боль.
Мне хочется сломаться, как будто быть разбитым на кусочки намного легче, чем ощущать все это, будучи цельным.
Чтобы получить хоть какое-то облегчение, я пытаюсь сделать вдох, только мои легкие не расширяются, дыхание кажется принудительным.
А затем приходит облегчение, и, одновременно с ним, и конец боли.
Глава 9
Куинн
Я сижу на краю больничной кровати, мои джинсы уже высохли от дождя, который намочил меня с головы до ног, но они покрыты доказательством того, что произошло. Я перепачкана кровью, ее пятна на моей футболке и джинсах. После пережитого шока моя кожа совершенно бледная.
Я пребываю в шоке.
Когда Чейз улетал на вертолете в Сиэтл в больницу Харборвью, мои травмы не были такими опасными для жизни, как у него. Они отвезли меня в больницу Грейс Харбор Коммьюнити в Абердине, и прошло еще два часа, прежде чем они освободили меня от расспросов полицейских, будто я преступница.
На мой взгляд — в данный момент — я таковой и являюсь. По большей части, я снова чувствую себя потерянным ребенком, одиннадцатилетней девочкой, не понимающей, что не так с моими родителями. Только в этот раз я была за рулем.
Я врезалась в Чейза на своей машине, и к этому моменту он мог уже умереть.