В основу еще одного распространенного объяснения роста организованной преступности в России положены политико-экономические и культурные особенности, унаследованные от системы государственного социализма (или «коммунизма», как это называют советологи) и по-прежнему оказывающие воздействие на постсоветскую экономику и общество. Этому способу объяснения дали начало публикации ряда российских авторов, использовавших термин «красная мафия» для описания преступного союза партийной номенклатуры и дельцов теневой экономики в целях незаконного присвоения общественной собственности.[111]
Идея о том, что российская организованная преступность выросла из преступных организаций, возникших до перестройки и многократно увеличивших свои силы в переходный период, приобрела широкую популярность на Западе благодаря книге Стивена Хэнделмана.[112] «Жесточайшая и часто насильственная конкуренция за трофеи эпохи коммунизма породила особый пограничный персонаж, уникальную посткоммунистическую разновидность преступника, — пишет Хэнделман. — Он являет собой любопытный сплав советского истеблишмента и классического русского преступного подполья».[113] Этот альянс коррумпированной номенклатуры и советского преступного мира получил в англо-американских работах название «Russian mafiya» (с лишней буквой «у» в отличие от принятого в английском mafia). Обычно это явление обсуждается в контексте присущего русским беззакония и традиционной культуры неформальных отношений.[114] Нетрудно заметить, что перекладывание всей «вины» за неудачи переходного периода на «коммунистическое наследие» эффективно выводит из-под критики политику «шоковой терапии», ускоренную приватизацию и другие составляющие либеральных реформ, перенося вину за неудачи на все тот же ненавистный «коммунистический режим». К тому же подобные рассуждения как нельзя лучше вписываются в менталитет «холодной войны» с его непременным конструированием различных врагов и угроз, создавая и на этот раз «новую угрозу»,[115] которая на поверку оказывается старой, поскольку, как утверждает Хэнделман, mafiya — это коммунизм, не желающий умирать.Экономико-институциональный подход
Использование экономико-социологического подхода в исследовании сицилийской мафии и последующая проекция полученной модели на постсоветскую реальность позволяет сформулировать принципиально иной способ объяснения российской организованной преступности. Социолог Диего Гамбетта предложил рационально-экономическую модель, объясняющую деятельность сицилийской мафии и представляющую ее как индустрию частных охранных услуг (private protection industry).
Он также указал на некоторое генетическое сходство между сицилийской и российской организованной преступностью.[116] Частный охранный бизнес (имеется в виду неформальный и нелегальный его вариант), условия для развития которого возникли и на Сицилии, и в России сразу после формального введения частной собственности, представляет собой деятельность по охране прав собственности и контролю за исполнением контрактных обязательств в контексте низкого уровня доверия, когда деловая культура не обеспечивает предсказуемого взаимодействия, а государственные правовые институты слабы или не пользуются авторитетом у населения. Тогда российскую организованную преступность, как и сицилийскую мафию, можно рассматривать как ответ на ряд институциональных потребностей формирующейся рыночной экономики, в частности — потребность в охране прав собственности, не удовлетворяемую государственными правовыми и правоохранительными учреждениями. Используя этот подход, социолог Федерико Варезе показал значительное сходство условий формирования (т. е. возникновения спроса и предложения охранных услуг) организаций мафиозного типа на Сицилии в середине XIX в. и в России в 1990-е гг. В ходе сравнительного исследования он обосновал уместность использования термина «мафия» и одновременно более четко определил его содержание.[117]