Силовое предпринимательство XXI век

Однако мало что произошло бы, если бы эти группы и их специфический ресурс сформировались в ином социально-экономическом контексте. Вероятнее всего, молодежные группировки просто эпизодически нарушали бы общественный порядок, как это случалось в Москве, Казани и других городах в середине 1980-х гг., когда они совершали набеги на города в поисках приключений и случайных трофеев. Кооперативное движение и последующее развитие частного сектора стали тем важнейшим фактором, который произвел быстрые изменения в рассматриваемом движении и вывел его на новый качественный уровень. Частная торговля и производство стали ресурсной базой движения рэкетиров и фактором, структурировавшим применение силы таким образом, чтобы обеспечить наибольший доход. К тому времени, когда дебаты по поводу гласности, частной собственности и нового политического устройства были в самом разгаре, основные контуры переходной экономической модели уже сформировались. В некотором смысле городской рынок и спортзал стояли у истоков специфического локального капитализма: рынок все более становился экономической базой для новых группировок; последние же обеспечивали охрану» и предоставляли иные услуги тем, кто вел торговлю и другую экономическую деятельность. Можно также «прочесть» эту схему в более общем виде, когда городской рынок выступает как элементарная

форма экономического рынка вообще, а спортзал — как символ организованной силы. Различным аспектам взаимоотношений между этими двумя важнейшими институтами, которые рассматриваются на примере взаимодействия негосударственных силовых структур и рыночной экономики в России 1990-х гг., и посвящена данная книга.

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Научные исследования и журналистские публикации часто сваливают в одну кучу все виды противозаконного или отклоняющегося поведения, носящего групповой характер, включая воровство, мошенничество, нелегальную торговлю, убийства, контрабанду, вымогательство, взяточничество и т. д. Действительно, если все это сложить вместе и назвать «организованной преступностью», как это нередко делается, особенно в западных СМИ, то получится ужасающая картина преступного хаоса, царящего на постсоветском пространстве. По словам одного британского специалиста, «российская организованная преступность является одновременно и симптомом, и причиной хаотического перехода страны к постсоветской эпохе».[107]

Некоторые исследователи выбрали в качестве общей объяснительной парадигмы социологическую теорию девиантного (отклоняющегося) поведения.[108] В самом общем виде этот подход берет за точку отсчета систему социальных норм и их кодификацию в уголовном праве и объясняет отклонение от норм нарушением процесса социализации личности и последующей неспособностью социальных институтов обеспечить достаточную степень интегрированности членов общества. Понятно, что объяснительные возможности этой парадигмы ограничены культурной и исторической относительностью социальных норм и, соответственно, отклонений.[109] Ее применимость становится проблематичной, когда мы имеем дело с переходным и быстро меняющимся обществом, когда социальные, а вслед за ними и правовые нормы претерпевают постоянные изменения и в силу этого не способны быть эффективным и авторитетным регулятором человеческого поведения, а поэтому вряд ли могут быть четкой отправной точкой социологических объяснений.

Понимание этого привело других исследователей к реанимации теории аномии (т. е. отсутствия норм), которая была введена в оборот Дюркгеймом для описания общества, страдающего от разрушения нормативного порядка вследствие быстрых перемен. Предполагается, что указание на состояние аномии одновременно содержит и объяснение быстрого распространения преступности.[110] Трудно отрицать, что термин «аномия» подходит для описания состояния постсоветского общества. Но объяснительные возможности теории аномии во многом иллюзорны, особенно по отношению к такому явлению, как организованная преступность, поскольку эта теория оставляет нерешенной проблему механизмов формирования и воспроизводства преступных сообществ. Кроме того, этот подход содержит ошибочное предположение, что все виды преступности абсолютно дисфункциональны и деструктивны. На основании теории аномии трудно объяснить высокую степень интегрированности и организованности преступных сообществ, трудно ответить на вопрос, почему среди «постсоветского хаоса» преступность оказалась такой организованной.

«Наследие прошлого»