Где-то в Афганистане. Точное время и место неизвестны.
Осознание собственного существования на этой многогрешной земле – происходило болезненно и мучительно. Сначала – он почувствовал свет. Не увидел – а именно почувствовал. Это сложно описать – надо почувствовать, тогда поймешь. Каким свет может быть.
Света было много. Свет причинял боль.
Кто-то взял его за плечи и тряханул, как следует.
– Приходи в себя, сучье отродье! Давай!
Кто-то хлестнул его по щеке – так, что чуть голова не оторвалась. Потом – еще раз.
– Хватит – сказал кто-то – дай ему воды.
– Есть…
Судя по звукам – кто-то то взял ведро с бетонного пола, с размаху опрокинул на привязанного к стулу человека.
– Давай, приходи в себя! Как предавать, так все горазды!
Предавать. Предатель…
Полковник решил, что дальше смысла притворяться нет.
– Свет… погасите…
– Чего?!
Новая плюха прилетела откуда-то из слепящей тьмы – свет фонаря был именно слепящей тьмой, ничего не было видно. Во рту было солоно и мерзко…
– У… сучий выродок, душманское отродье!
– Выйдите, сержант!
Хлопнула дверь. Внезапно – прожектор с хлопком погас.
Полковник открыл обожженные слепящим светом глаза. Голова раскалывалась, перед глазами – плавали ослепительно яркие точки.
Его следователь был худ, лысоват, с аккуратными усиками, в военной форме без знаков различия. КГБ, к гадалке не ходи.
– Давайте, познакомимся, товарищ подследственный. Меня зовут Николай Павлович, я следователь по вашему уголовному делу. Можете обращаться ко мне по имени – отчеству, товарищ следователь или гражданин начальник, как вам будет удобнее.
Цагоев улыбнулся саднящими губами
– Мне этого не надо, товарищ следователь. Я по второй категории прохожу. Ты хоть знаешь, что с тобой будет?
– Про вторую категорию мы знаем, товарищ подследственный. Равно как и про то, что до недавнего времени вы являлись полковником ГРУ. Предают только свои, верно?
– Подследственный…. А с каких пор – подследственных бить модно, а?